Творчество епифания премудрого и стиль плетения словес

Обновлено: 24.04.2024

Пищу убо аггельскую
Писание духовна словеса нарицают,
им же душа наслаждается,
внимающи умом,
и ако пищею тело,
тако и словом
укреплена бывает душа.

Заметим, что в передаче устной речи героев этот явно книжный приём отсутствует. Так скорбный плач княгини Авдотьи, не уступающий по силе плачу Ярославны, приближается к духовным стихам и старообрядческим песнопениям последующих столетий:
Всплескашася горкым гласом,
огньныа слезы от очию испускающи,
в перси своя рукама бьющее.
Яко труба, рать поведающи,
яко ластвица, рано шепчущи,
и арган сладковещающий глаголаше:
«Како умре, животе мой драгый,
мене одину вдовою оставил!
Почто аз прежде того не умрох?
Како заиде свет от огню моего!
Где отходиши, съкровище живото моего,
почто не проглаголеши ко мне,
утроба моя, к жене своей?
Цвете прекрасный,
что рано увядаеши?
Винограде многоплодный,
уже не подаси
плода седцю моему
и сладости
душе моей.
Солнце моё, – рано заходеши,
месяц мой светлый, – скоро погибаеши,
звездо восточная, почто к западу грядеши.
Свете мой светлый,
чему помрачился еси?
Этот плач оставлю без комментариев. Несомненно, что в пятнадцатом веке русская книжная поэзия подпитывалась родниками устной народной песни, но в тоже время была вполне самодостаточной и соединяла русскую словесность с мировой христианской литературой.
Аще ли премолчу,
нудит мя язык яснее рещи.
Автор этого «Слова» понимает, что он отдаётся на волю языку, который сам выносит и возносит его там и туда, где этого требует содержание, то к народной, то к книжной лексике. Место поэтическому изложению было точно определено, но ещё не выделено в отдельный литературный жанр.
Обратимся к другим источникам русской поэзии XV столетия. Епифаний как поэт оказал сильнейшее воздействие на современников и потомков, вплоть до авторов старообрядческих духовных стихов. Приём «извития (плетения) словес», применение ритмически организованных периодов, внутренней рифмы и краесогласий, звуковых перекличек, повторов, раскаляющих речь и прочее – стали достоянием талантливых и даже просто образованных книжников.
«Сказание о нашествии Едигея» (1408 г. Текст из Симоновской летописи) даёт прекрасные образцы ритмически организованной речи:
Безаконии бо агаряне
волчески всегда подкрадывают нас,
злохитренно мируют с нами.
Да неколи князи наши,
надеющия целыя любви от них,
бесстражии будуть,
да они, губительное время обретши,
место злаго желаниа получать.
Разве не обращены эти строки и к современным раболепным князьям-правителям? И далее – всплески поэзии:
Истекшая крови
на Коломне
от иконы…
И множество людей изгибоша,
а инии от зимы изомроша…
почет почиеши… (почившие в славе – В.П.)
Таковым вещем да внимают:
юнии старцев да почитают.
Перед нами поэтические скрепы в целом прозаического текста.
Русский человек издавна любил строить фразы ритмично, обращаться к рифме, к словесной игре. Примером тому берестяная грамота №46, написанная обычным горожанином, возможно, учеником мастера грамоты:
Невежа писа,
недума каза,
а кто се чита…
Запись эта визуально зашифрована и читается перекрестно от букв первой строки к буквам второй. Это уже игра словами, показывающая, что в народе развился вкус к поэзии. Книжная поэзия в первой половине пятнадцатого века стала свободно проникать во все слои горожан, обогащая устную речь. Вместо ожидаемого вывода вслушаемся в дошедшие до нас слова блаженного Максима, который полуголым и зимой и летом ходил по улицам Москвы, изрекая:
Божница домашна,
А совесть продажна…
По бороде Авраам,
А по делам Хам…
Всяк крестится,
да не всяк молится…
Тысячелетняя русская поэзия, развёрнутая как единое духовное поле, драматургия устного и книжного словесного творчества в единстве времени и места разом предстают перед нами как естественный процесс самобытной, а значит, и обогащающей мировую литературу отечественной словесности. В духовной картине этого десятивекового поля Епифаний Премудруй занимает достойное место между легендарным Бояном и почти современным для нас Пушкиным. Поэзия является, когда нас охватывает вдохновенное чувство вечного и происходит преображение окружающего и живущего в нас мира, земного и небесного – одновременно.

Виктор Петров. 2017-2018 гг.

Шаман, уверен, хоть вы и стыдитесь, но у вас есть имя, данное мамой и папой. Что неприличное?

"Когда люди перестают питать свои души словом и всецело заняты насыщением тела, наступают последние времена всеобщего очищения, как это уже было во время Потопа"

А вы не занимаетесь насыщением тела? Научите читателей, как без этих затрат на насыщение им прожить. Не скрывайте своё открытие. Оно вас прославит.

Ну а ещё, чем по-вашему, кроме насыщения, нужно заниматься вашим читателям?

Спасибо, что зашли! Я не стыжусь своего имени, данного мамой и папой. Оно полностью написано в начале биографических сведений на моей странице. Просто нас, Викторов Петровых, в России много, и некоторые уже до меня появились здесь. Поэтому под своим именем зарегистрироваться не удалось. А шаман Яхром - персонаж одной из моих книг, близкий мне. Вот и всё.
Никогда я не писал, что не нужно заниматься насыщением тела. Вы сами процитировали: "всецело заняты", а это уже совсем другое дело. На последний вопрос я ответил в статье, не буду повторяться. Всех Вам благ!

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Значительный вклад в развитие Древнерусской агиографической литературы конца XIV - начала XV в. внес талантливейший писатель Епифаний Премудрый. Большую часть своей жизни (31 год) он провел в стенах Троице-Сергиева монастыря. Епифаний совершил путешествие по христианскому Востоку, побывал на Афоне, где познакомился с лучшими образцами византийской, болгарской и сербской литератур. Разносторонность интересов сблизила его с знаменитым художником Феофаном Греком.

"Житие Стефана Пермского" было написано Епифанием, по-видимому, вскоре после смерти Стефана в 1396 г. Цель жития - прославить миссионерскую деятельность русского монаха, ставшего епископом в далекой коми-пермяцкой земле, показать торжество христианства над язычеством. Тщательно собрав фактический материал о Стефане, Епифаний оформляет его в изящный и торжественный панегирик. "Житие Стефана Пермского" открывается риторическим вступлением, далее следует биографическая часть и три плача (пермских людей, пермской церкви и "Плач и похвала инока списающа"). Во вступлении Епифаний пространно говорит о мотивах, которые побуждают его взяться за перо: ". аще ли не написана будут памяти ради, то изыдеть из памяти, и в преходящая лета и преминующим родом удобь сиа забвена будут". Сообщает об источниках, которыми он располагал, приступая к работе, и о встретившихся трудностях. В биографической части дан ряд конкретных сведений о жизни и деятельности Стефана. Он родился в Устюге, в семье соборного клирика. Научившись грамоте, прочитал много книг Ветхого и Нового завета, внимательно слушал "чистые повести" и "учительные словеса", и сам "святыя книгы писаше хытре и гораздо и борзо". Он заранее готовит себя к будущей миссионерской деятельности: он ". изучися сам языку пермьскому, и грамоту нову пермьскую сложи, и азбукы незнаемы счини. и книгы русскыа на пермьский язык преведе и преложи и преписа". Более того, "желаа же болшаго разума", Стефан изучил греческий язык "и книгы греческий извыче. ". Центральное место занимает в житии описание миссионерской деятельности Стефана. Он живет длительное время среди коми-пермяков и личным примером воздействует на язычников. Он ведет энергичную борьбу с языческими обрядами: разоряет "кумирню", срубает "прокудливую" (волшебную) березу, которой поклонялись пермяки, посрамляет волхва (шамана) Пама. Стефан проявляет большую силу воли, выдержку, терпение и убежденность, а также полное бескорыстие. Благодаря этим качествам он одерживает моральную победу. Стефан делает свою борьбу с Памом предметом широкой гласности. Он предлагает волхву войти с ним в горящий костер, опуститься в ледяную прорубь. От подобных испытаний Пам категорически отказывается и окончательно теряет авторитет у зырян. Одержав победу, Стефан защищает Пама от ярости пермяков, которые требуют его казни, добивается замены ее изгнанием.

Епифаний Премудрый по-новому подходит к изображению отрицательного героя. Противник Стефана Пам - это личность незаурядная, имеющая большое влияние на пермяков. Он стремится убедить своих соотечественников не принимать христианства, видя в Стефане ставленника Москвы. Речь Пама делает образ языческого волхва психологически убедительным, жизненно достоверным. Победа над Памом дается Стефану нелегко, отмечает Епифаний, и этим еще более подчеркивает значение личности победителя, его нравственного примера. Епифаний вводит в житие и элементы критики духовенства, церковных иерархов, добивающихся своих должностей путем борьбы с соперниками, "наскакивая" друг на друга, путем подкупа.

Главную заслугу Стефана Епифаний видит в его просветительской деятельности, в создании пермской азбуки и переводе на пермский язык книг "священного писания".Житие Стефана Пермского" нарушало традиционные рамки канона своим размером, обилием фактического материала, включавшим этнографические сведения о далеком Пермском крае, критику симонии ("поставление" на церковные должности за деньги); новой трактовкой отрицательного героя; отсутствием описания как прижизненных, так и посмертных чудес; композиционной структурой. По-видимому, Епифаний предназначал его для индивидуального чтения и, подобно своему другу Феофану Греку, писал, невзирая на канонические образцы.

Около 1417-1418 гг. Епифаний создал "Житие Сергия Радонежского". Оно написано с большой исторической точностью, но стиль изложения менее риторичен. Епифаний хорошо передает факты биографии Сергия, с лирической теплотой говорит о его деятельности, связанной с борьбой против "ненавистной розни", за укрепление централизованного Русского государства. "Божии угодники", хоть и отказывались от житейских волнений, а постоянно жили лишь для мира. По содержанию: родиося Сергий в Твери, когда еще был в утробе матери трижды прокричал в храме, потом не брал грудь в среду и в пятницу. С детства соблюдал все посты, держал себя в строгости. Наследство отдал младшему брату. Сначала ушел в пустыню с братом, тот покинул его, тогда позвал к себе старца игумена, кот и постриг его. Борьба с бесами. К нему начали ходить монахи. Когда умер игумен, им стал, по просьбам монахов, Сергий. Одевался бедно, учил монахов терпению и смирению даже во время голода. Когда пришел Мамай, Сергий благославил Дмитрия, и русский победили в битве. Исцелял людей, предвидел свою кончину.

Литературная деятельность Епифания Премудрого способствовала утверждению в литературе стиля "плетения словес". Этот стиль обогащал литературный язык, содействовал дальнейшему развитию литературы, изображая психологические состояния человека, динамику его чувств. Привнося торжественную риторику в биографию, Епифаний помимо рассказа о жизни героя произносил похвалу, возвеличивающую героя. С этой целью он соединял риторику и приёмы церковных песнопений (торжественные поучения до него произносились только в храмах). Назначение его стилистических формул можно объяснить тем, что автор считал, что прославить святого может только Бог. Поэтому он постоянно ищет образы и метафоры, чтобы прославить святого так же совершенно, как и Бог. Но противоречие всё равно не разрешалось. Отсюда и множество стилистических фигур, сравнений, аналогий в его житиях. Например, в житии Стефана Пермского автор долго ищет слова, способные охарактеризовать подвиг святого. Он использует множество синонимов, повторов. Он сравнивает Стефана с «евангелистом)), «мучеником», «исповедником» и т.п., но в конце концов говорит, что не может его порславить. На это способен лишь Христос. Помимо этого с помощью синтаксического параллелизма Епифаний добивался эффекта рифмы: например, в «Плаче пермских людей», когда они характеризуют Стефана-«тио лее былъ намъ законопродавецъ и законоположникъ, то же креститель, и апостолъ, и проповедникъ, и благовестникъ, и исповедникъ, святитель, учитель, чистителъ, посетитель, правитель» и т.д. Риторика Епифания позволяла достичь эффекта словесной неисчерпаемости. С помощью «плетения словес» антитеза автора и сподвижника достигла предельного развития. Жития Епифания стали образцом для книжников позднего средневековья.

7.Место и роль фольклора.

8. Возникновение и развитие теории «Москва – третий Рим»\ «Повесть о взятии Царьграда», «Повесть о Вавилоне-граде», «Сказание о князьях Владимирских».

В конце XV – начале XVI века начался особый период истории Руси. Она не только освободилась от татаро-монгольского ига, но и начала объединяться вокруг Московского княжества, превратившись в мощное централизованное государство с единоличной властью.

Создание единого православного русского государства произошло в скором времени после окончательного падения Константинополя (1453 г.). Русское государство как бы приняло эстафету от Византийской империи, физическое падение которой произошло вскоре после падения духовного. В период создания централизованного государства на Руси возникает самоуправляемая Русская Православная Церковь, которая становится хранительницей православия. Таким образом и возникает теория «Москва – третий Рим».

«Повесть о взятии Царьграда» Нестора-Искандера. Это произведение принадлежит к числу воинских повестей эпохи Куликовской битвы. Оно повествует о падении христианской Византийской империи в 1453 г. под натиском турок и превращении столицы православного мира Константинополя в мусульманский город. Повесть получила широкое распространение на Руси и была введена в ряд летописных сводов 16 в., повлияв на дальнейшее развитие воинских повестей. Произведение состоит из 2-ух частей. 1-пролог событий. Рассказ об основании Царьграда, знамении, которое предсказывало судьбу этого города (бой змеи и орла с победой первой-символа мусульманства; но потом люди убивают змея), о красоте и величии Константинополя. 2-основной сюжет-рассказ об осаде и захвате города турками. Эта часть соответствует канонам воинской повести. Описание сбора войск очень абстрактно. В центральном повествовании перечисляются военные события. Сюжет носит линейный характер, традиционный для воинской повести. Но он усложняется описаниями многих событий. Автор описывает каждый день приступа турок к городу, бои, советы императора с приближёнными о дальнейших действиях. И так описывается каждый день осады. Здесь проходит мотив судьбы, предопределённости с самого начала (знамение). Описания очень эмоционально напряжены, что усиливается и 2-умя знамениями-уход ангела-покровителя города-из церкви Софии (центрального собора), а затем-кровавый дождь. В последней части повествования-рассказ о гибели города и судьбе горожан. Сюда вводится и пророчество: как люди убили змея, задушившего орла, так в будущем христиане должны будут победить мусульман и возродить христианство в городе. Таким образом, военное событие становится частью истории христианского города, представленной в её важнейших событиях.

В тексте встречаются подробные описания 4-х героев: Константина, патриарха Анастасия, Зустунея и султана Магомеда. Образ главного героя традиционен для воинских поветей: Константин мужественен (решает погибнуть вместе с городом), до последнего вздоха защищает родной город. Но в его изображении просматривается и новый подход: автор стремится передать глубину его чувств через молитвы, плач, изображение проявлений его душевного состояния. Патриарх Анастасий постоянно поддерживает цесаря. Его образ сходен с образом Киприяна из «Сказания о Мамаевом побоище»-это поддержка борьбы против врагов православной церковью. Зустуней-второстепенный персонаж, но его особая роль в том, что он один откликнулся на просьбу Константина о помощи у иноземных государств. Это воплощение идеального образа воина, «храбр бе и мудр, и ратному делу преискусен». Необычным образом представлен Магомед. В начале всё традиционно-он «.безверен сый и лукавь». Но потом его характеристика меняется-он показан как могущественный правитель, собравший для похода огромные силы, опытный и терпеливый полководец. После захвата города он проявляет великодушие-прощает всех мирных жителей, а при виде головы Константина воздаёт ему должное: «Явно тя Богъ миру роди паче же и царя, почто всуе погибе\». В описании батальных сцен автор не стремится к детальному изображению событий, отсутствуют пейзажные элементы. Основу описаний составляют воинские формулы: «бысть сеча зла и преужасна». Повесть Нестора-Искандера, используя традиции, усложняет сюжет за счёт введения перипетий, тенденции к некоторому расширению круга действующих лиц и большей разносторонности их изображения, значительные изменения претерпевает изображение врага. Автор создаёт повествование, используя стилистические приёмы эмоционально-экспрессивного плана, применявшиеся ранее лишь в житиях. Таким образом, воинское повествование на Руси начинает усложняться, не без влияния данной повести. Идёт сближение облика главного положительного героя с образом идеального героя княжеского жития. Именно внелетописные повести этой эпохи являются предпосылками к созданию нового типа масштабной исторической повести.

Повести о Вавилонском царстве. Об изменении форм исторического повествования в XV в. свидетельствует появление повестей о Вавилонском царстве, сыгравших важную роль в создании политической теории Московского государства. В состав повестей входит «Притча о Вавилоне граде», в которой сообщаются легендарные сведения о царе Навуходоносоре, создании им нового Вавилона и запустении этой мировой державы и «Сказание о Вавилоне граде».

Обе повести возникли, вероятно, в Византии в период обоснования Константинополем своих прав на мировое первенство.

В «Сказании о Вавилоне граде» повествуется о трех юношах: греке, абхазце и русском, которые добывают знаки царского достоинства из запустевшего Вавилона для греческого царя Василия. Равное участие представителей трех христианских народов в этом подвиге подчеркивало мысль о равноправии трех христианских держав: Греции (Византии), Грузии и России. А когда Константинополь пал и Грузия почти утратила свою самостоятельность, все права на знаки царского достоинства должны принадлежать русским великим князьям.

Повести о Вавилонском царстве носят сказочный характер: здесь фигурируют волшебный меч-самосек, гигантский спящий змей, стерегущий богатства запустевшего Вавилона; чудесный кубок с божественным напитком, таинственный голос, дающий указания юношам, и т. п. Все это сближает повести о Вавилоне с волшебной сказкой. Только имена царей Навуходоносора и Василия историчны в этих повестях, все же остальное — художественный вымысел.

«Сказания о князьях Владимирских. Написано в конце 15-нач 16 в. В основе «Сказания» —попытка установить генеалогическую связь московских князей с основателем Римской империи — Августом-кесарем.

Брат Августа Прус был послан римским императором на Вислу — «от него же пруси прозвашася» (исторически «пруссы»—название литовского племени, населявшего нижнее течение Вислы). Призванный новгородцами князь Рюрик происходит из рода Прусова. Следовательно, политические права на единодержавную власть московские великие князья унаследовали от своих «прародителей» — от самого Августа-кесаря.

Затем «Сказание» сообщало о даре греческого императора Константина Мономаха киевскому князю Владимиру Всеволодовичу (Мономаху) — царского венца, скипетра и державы. Этим венцом

Владимир венчается и нарекается «царь великия Росия». «Оттоле и доныне тем царъским венцем венчаются великий князи владимерстии, его же прислал греческий царь Константин Манамах, егда поставятся на великое княжение росийское». На самом деле Константин Мономах умер, когда Владимиру было всего два года.

Эта легенда, а ей в то время был придан характер исторической достоверности, служила важным политическим средством обоснования прав московских великих князей на царский титул и на самодержавную форму правления государством, содействовала укреплению внутриполитического авторитета этой власти и способствовала упрочению международного престижа Московского государства.

В 1523 г. старец псковского Елеазарова монастыря Филофей в своем послании к Василию III писал: «Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства снидошася в твое едино, яко два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не быти, уже твое христианское царство инем не останется».

Так лаконично и точно была сформулирована политическая теория суверенности Русского государства: «Москва — третий Рим».

Стиль «плетение словес» - особая манера повествования в исторических, публицистических, житийных жанрах русской письменности, которая стала восприниматься как образец наивысшей литературности.

Для придания изложению внешнего блеска, цветистости, пышности, великолепия, торжественности, величавости в произведениях, написанных «украшенным слогом» использовалась следующая система художественно-изобразительных средств:

1. Д.С. Лихачев в статье «Средневековый символизм в стилистических системах древней Руси и пути его преодоления» писал:
«Произведения новой школы стремятся не столько к логическому убеждению, сколько к эмоциональному воздействию. Эмоциональный характер придают произведениям Восклицания, прерывающие изложение, и длиннейшие тирады, как бы не сумевшего сдержать своих чувств автора» (3,с. 51). В этом замечании для нас важным является то, что особенностями «произведений новой школы» являются длиннейшие тирады», которые являются весьма показательными для стиля «плетения словес», поскольку показывают его особенности на текстовом уровне. Авторы применяют прием риторической амплификации, в результате последовательного применения этого стилистического приема микротемы приобретают формы более или менее замкнутых в стилистическом отношении фрагментов изложения, передающих особое эмоциональное состояние автора - формы риторических тирад, совокупность которых и составляет ткань произведения.

2. Сложные слова, образованные по древнегреческим словообразовательным моделям, являющиеся средством реализации экспрессии, культивируемой книжниками эпохи «плетения словес»: христолюбивый, благоверный, благородный («Слово и житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича»); храбродобропобедный («Повесть о прихождении короля Литовского Стефана Батория…») и др.

3. Книжные слова с суффиксами отвлеченной семантики: благочестие, сетование, скорбь и др. («Слово и житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича») и др.

4. Метафорическое словоупотребление: например, «Люди темные, не понимающие языка Божией благодати» («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

5. Именные сочетания слов — антонимов: «Что еще тя нареку? Вожа заблужьшим, обретателя погыбающим, наставника прелщеным, руководителя умоь ослепленым, чистителя оскверненым, взискателя расточеным, стража ратным, утешителя пеалным, кормителя алчущим, подателя требующим, наказателя несмысленым, помощника обидимым. » («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

6. Игра слов на базе понятийной или структурно—грамматической общности: «А пермскую грамоту един чернець сложил, един составил, един счинил, един калогерь, един мних, един инок, Стефан глаголю присно помнимии епископ, един в едино время, а не по многа времена. един единому богу моляся. )) (38: 186). Един в контексте «Жития» имеет значение ‘один, без других’; въ едино время — ‘быстро’, единаго бога — ‘одного только бога’.

7. Многочисленные сравнения, которые ориентированы на изобразительные свойства слов (символичность, экзотичность и т.п.): князь Дмитрий Донской «во всем мире славен бысть, яко кедр в Ливане умножися и яко финик в древесех процвете…» («Слово и житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича») и др.

8. Тавтологическое словоупотребление: «И евангелисты благовествовали, проповедники проповедовали, исповедники исповедывали…» («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

9. Словоупотребление, усиливающее гиперболичность характеризуемого. Такое словоупотребление иногда может принимать форму олицетворения: «. . . а нас сирых оставил еси, пастуше нашь добрый? Оставил еси свое стадо заблужатися и скитатися по горам, горопленным и волкохищным бытии» («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

10. Многочисленны перифрастические построения, расцвечивающие торжественно - велеречивый фон авторского повествования: «Горе, горе нам, како лишени быхом добра пастуха и правителя!» («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

11. Риторические вопросы, обращения и клишированные обороты речи: «Кто же ли тако попечется нами, овцами заблужшими?» («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

12. Однотипность синтаксических построений (концентрация однородных членов предложения, цепи придаточных предложений):
«Исперва убо сии Стефан много зла пострада от неверных пермян от некрещенных: озлобление, роптание, хноухнание, хуление, укорение, уничижение, досаждение, поношение и пакость, овогда убо прещение» («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого) и др.

Так же, как в древнерусской книге страницы сплетались между собой и прочно крепились к переплёту, так и слова заплетались в витиеватые предложения и окружались рамкой из красивого и сложного орнамента. Книга была единым символическим пространством, где, например, текст составлялся подобно графическим украшениям. Эта редкая, несколько загадочная и искусная техника получила название «плетение словес».

Плетение словес возникает в конце XIV — начале XV веков. Момент во многом переломный: в искусстве появляются новые темы, художники ищут новые приёмы, а авторы сочинений только-только начинают интересоваться человеческими чувствами. Однако средневековый свод правил и положений всё ещё нависает над волей творца и сковывает его инициативу. В этой непростой ситуации древнерусские книжники изобретают компромисс: не нарушая старых канонов, они «прокачивают» сами способы изложения – теперь язык становится таким же изощрённым и оригинальным, как и книжные украшения – орнаменты, оплетающие заставицы и рамки. Сложно даже сказать, слова ли копировали плетёнку орнамента или орнамент рисовался как одна большая фраза с потайным смыслом, который только предстояло разгадать.

Этот новый, но всё такой же содержательный и символический стиль, приходит на Русь из Византии через Сербию и Болгарию. Однако речь не идет о простом копировании, русский стиль плетения стал самостоятельным, а технические приемы, которыми пользовались древние мастера, нигде больше известны не были.

Плетение словес – это своеобразный словесный орнамент, в котором причудливым образом сочетаются созвучные слова, синонимы, особым образом нагнетаются сравнения и эпитеты. Вместе с ним на страницах книг появляется и плетёный рукописный орнамент, лучшие образцы которого рисовались в Новгороде, Пскове и Троице-Сергиевой лавре. Он появился из так называемого тератологического орнамента – орнамента, в котором причудливо переплетались диковинные и фантастические звери, невиданные птицы и сказочные растения.

Рукописный орнамент, несмотря на определенный канон, никогда не повторялся. Со временем он становится только вычурнее, изысканнее и декоративнее. Иногда рисунок как будто специально перегружался деталями, вьюны и завитушки заполняли собой всё свободное место, перекидывались на буквицы и нависали над словесным рядом подобно ниспадающим садам Семирамиды.

Признанными мастерами такого стиля были художники Троице-Сергиева монастыря. А одним из непревзойденных умельцев плетения словес был Епифаний Премудрый, умевший доводить прозаический текст до состояния поэзии. Вот яркий пример плетения словес Епифания Премудрого, в котором, кстати, автор сам указывает на свой неповторимый стиль.

«…Да и аз многогрешный и неразумный, последуя словесем похвалении твоих, слово плетущи и слово плодящи, и словом почтити мнящи, и от словесе похваление събираа, и приобретав, и приплетав, паки глаголя: что еще тя нареку, вожа заблуждьшим, обретателя погыбшим, наставника прелщеным, руководителя умом ослепленым, чистителя оскверненным, взискателя расточеным, стража ратным, утешителя печалным, кормителя алчющим, подателя требующим, наказателя несмысленым, помощника обидимым, молитвеника тепла, ходатаа верна, поганым спасителя, бесом проклинателя, кумиром потребителя, идолом попирателя, богу служителя, мудрости рачителя, философии любителя, целомудрия делателя, правде творителя, книгам сказателя, грамоте перьмстей списателя».

Древнерусские авторы называли подобное письмо «словесной сытостью». Но за чисто внешним излишеством, ненужным на первый взгляд перечислением, строго выдержанным ритмом и шумным витийством скрывается тихая медитация, в которой читатель сам не замечает, когда от игры со словами он переходит к смыслу того, что за ними лежит. Определённый ритм нужен Епифанию, чтобы привести читателя в экстаз и заставить его удивляться святым и его деяниями (в основном, словеса плели в житиях).

В качестве материала для словесного орнамента древние мастера брали цитаты из Священного писания. В результате такие компиляции становились словесным узором, который был вдвойне символичным. Иногда в текстах не было почти ни одного авторского слова, так что он был целиком сплетен из цитат, взятых из разных частей Библии, однако бережно собранных и соединенных по смыслу.

Плетение словес в конечном счёте стало сродни восточным техникам вышивания ковров, где мастерство и сложность вышивки были гарантией того, что второго такого ковра никто не сошьёт. Однако как таковых авторов в то время ещё не было – они считались лишь мастерами-искусниками, накладывающими на страницы древних книг слово и волю Божью в виде самого сложного словесного и рукописного орнамента.

Епифаний Премудрый – православный монах, живший и творивший в конце XIV – начале XV столетий. Он вошел в историю как выдающийся мыслитель и философ, автор духовной литературы, человек, отличавшийся высоким уровнем образованности. Епифаний жил в одно время с Сергием Радонежским и Стефаном Пермским. Преподобный оставил после себя бесценные сведения о развитии христианства на Руси, написал содержательные работы, принадлежащие к лучшим образцам древнерусской литературы. День его памяти принято отмечать 5 июня.

Жизненный путь преподобного

Житие Епифания Премудрого стало известно последующим поколениям благодаря записям, сделанным им собственноручно. Происхождение преподобного и точная дата его рождения неизвестны. Предполагается, что он появился на свет в Ростове.

Сохранились сведения о том, что в молодости Епифаний много трудился в библиотеке «Затвора» Ростовского монастыря Св. Григория Богослова. Здесь он занимался изучением основ христианства, исторической литературы, осваивал греческий и другие языки. Послушник отличался от других пытливым умом, неуемным стремлением к получению знаний и часами просиживал над глубокомысленными книгами. Вместе с тем он ежедневно находил время для тяжелой физической работы.

В 1375 г. преподобный переехал в Подмосковье и поселился в обители Святой Троицы. Здесь он оставался до конца XIV столетия и исполнял обязанности келейника.

Все эти годы учителем и наставником писателя был Сергий Радонежский. Когда святой подвижник умер, Епифаний принял решение обосноваться в Москве. В последующие годы он оставался на службе у митрополита Киприана.

Год 1408 ознаменовался мрачными событиями: на Москву напало войско Хана Едигея, и преподобный вынужден был перебраться в Тверской Спасо-Афанасьевский монастырь. Через несколько лет он вернулся в монастырь Святой Троицы и стал духовным наставником братства.

Приблизительная дата смерти Епифания – июнь 1422 года. Писатель был похоронен как иеромонах.

Литературные труды

Творчество Епифания Премудрого достаточно обширно. Его считают создателем многих духовных трудов, однако не все версии имеют под собой веские доказательства. Среди работ, автором которых он действительно является, значатся:

«Житие Стефана Пермского»;
«Житие Сергия Радонежского»;
«Послание другу Кириллу»;
«Сказание Епифания мниха о пути в святой град Иерусалим».

Сочинения преподобного ярко описывают атмосферу и нравы той эпохи, в которой он жил. Также эти произведения позволяют получить представление о личности самого автора.

«Житие Стефана Пермского»

Писание имеет традиционное агиографическое вступление. Основная часть состоит из 17 небольших глав. В этой работе Епифаний излагает биографию подвижника Стефана, который родился в Великом Устюге в 1345 г. После пострига он стал другом Сергия Радонежского, которому рассказывал о своих сокровенных мыслях, о желании распространять в родном крае учение Христа.

Автор изображает Стефана как бесстрашного монаха, борющегося с язычеством, уничтожающего символы идолопоклонничества, строящего на пермской земле православные храмы и монастыри. Он неоднократно рисковал своей жизнью, однако каждый раз был спасен благодаря Божьему заступничеству.

Финальная часть «Жития» повествует о кончине Стефана. В работе имеется риторическое завершение, которое включает в себя «Плач пермских людей», «Плач церкви Пермьския», «Молитвы за церковь», «Плач с похвалою инока списающа».

«Житие Сергия Радонежского»

Дата создания работы – около 1418–1419 гг. В ней автор описывает земной путь Сергия Радонежского (годы жизни Святого – 1314–1392). Автор начинает свое повествование с самых ранних лет Божьего угодника и заканчивает смертным одром. Епифаний рассказывает о благочестивой жизни главного персонажа, его искренней любви к Господу и ближним, ежедневном тяжком труде. Он описывает многие добродетели Сергия Радонежского, которые стали причиной его прославления в лике Святых.

В произведении есть отдельная глава, рассказывающая о прижизненных чудесах подвижника. Из нее читатель может узнать о том, как Сергию являлась Богородица и вела с ним духовные беседы, а также о его редком даре предвидения.

Основная мысль «Жития Сергия Радонежского» – похвала кротости и полного принятия воли Божьей. Известно, что сам преподобный не желал каких-либо санов и искал молитвенного уединения. Однако Господь велел ему основать обитель, которая благополучно существует и в наши дни.

«Послание другу Кириллу»

Это послание представляет собой ответ на несохранившееся письмо Корнилия (Кирилла), бывшего настоятелем тверского Спасо-Афанасиевского монастыря. В нем Епифаний упоминает 4 миниатюры с изображением константинопольского собора Св. Софии. Однажды Кирилл увидел их в Евангелии самого писателя. В своем письме Епифаний поясняет ему, что эти рисунки – копии с работ знаменитого художника Феофана Грека.

С этим мастером писатель познакомился в Москве и крепко с ним подружился. Работы Феофана Грека произвели на него неизгладимое впечатление. Желая приобщиться к искусству живописи, Епифаний и сам начал рисовать.

«Послание другу Кириллу» особенно ценится историками искусства. Из этого источника стало известно о многих работах Феофана Грека, росписи каменных церквей, светских построек из Константинополя, Халкидона, Москвы, Великого Новгорода. В литературном труде Епифаний описал собственные наблюдения над своеобразной творческой манерой этого мастера, который постоянно беседовал с окружающими, ходил и при этом создавал уникальные шедевры.

«Сказание Епифания мниха о пути в святой град Иерусалим»

Во времена своего монашества Епифаний Премудрый совершил несколько паломничеств. Он побывал в Иерусалиме, на горе Афон, в Константинополе, в Царьграде. Данная работа посвящена одному из таких путешествий писателя.

Некоторые исследователи ставят под сомнение то, что автором «Сказания» является Епифаний. В то же время это сочинение содержит немало важных сведений о знаниях, которые инок получил во время дальних путешествий, и позволяет получить ответ на вопрос, почему ему было дано прозвище Премудрый.

Особенности художественного стиля

Все работы Епифания отличаются композиционной стройностью. Характерно, что основное внимание в них уделяется не происходящим событиям, а внутренней сущности героев, душевным переживаниям каждого из них.

Произведения написаны живым языком, который отличается от разговорной речи большей сложностью. Повсеместно в текстах встречаются длинные предложения, несущие в себе немалую эмоциональную нагрузку.

Для стиля Преподобного Епифания характерно «плетение словес». Этот прием отличается:

насыщенными синонимическими рядами;
употреблением сложных слов и неологизмов;
обилием выразительных метафор, эпитетов, сравнений;
повсеместно встречающимися лирическими отступлениями;
цитированием фрагментов из церковной литературы.

Благодаря «плетению словес» язык написания становится оригинальным и изысканным. Автор использует разнообразные художественные средства, чтобы передать величие своей эпохи, донести до читателя все великолепие русского мира, раскрыть мировоззрение Древней Руси и лучших представителей духовенства.

Читайте также: