Украли и завязали руки ноги рот

Обновлено: 25.04.2024

В начале декабря выходит первая книга серии «Скрытое золото ХХ века» — роман американского писателя-постбитника, литературного наставника Харуки Мураками и Эрленда Лу, Ричарда Бротигана «Уиллард и его кегельбанные призы. Извращенный детектив». Книга с первых страниц захватывает и несколько фраппирует читателя абсурдностью и грустным комизмом ситуаций. Но этот короткий, подчеркнуто простой по структуре и языку, роман говорит о сложных вещах. В частности — о трагической невозможности людей понять друг друга и договориться. Роман Бротигана, как и другие книги серии «Скрытое золото ХХ века», будет распространяться по предварительной подписке. «Лента.ру» публикует фрагмент текста с разрешения издательств «Додо Пресс» и «Фантом Пресс».

Констанс неуклюже извернулась на кровати, глядя, как он уходит из комнаты.

— Я думал об этом весь день, — сказал Боб. — Хочу, чтоб ты… — И он ушел, волоча за собой «это услышала» по коридору до соседней комнаты.

Констанс лежала и неуклюже его ждала. Думала, он вернется сразу, но его не было почти десять минут.

Воздух в спальне стоял теплый и неподвижный. Для сентября в Сан-Франциско вечер выдался необычно теплый, но окно закрыли и опустили жалюзи.

«Не может найти книгу», — подумала она.

Вечно он все теряет. Много долгих месяцев все у него шло наперекосяк. Ее это огорчало, потому что она его любила.

Она вздохнула, что получилось легко и глухо из-за скомканного носового платка, неплотно затыкавшего ей рот. Если б захотела — просто бы вытолкнула платок языком.

Ничего-то Боб уже не может.

Даже толком вставить кляп.

И, разумеется, руки ей он связал слишком туго, а ноги слишком свободно, и она опять вздохнула так же глухо, дожидаясь пока он найдет книгу, которую где-то потерял, как оно обычно и бывало со всем, что бы он ни делал.

Не то что раньше, а все она виновата, ведь это она заразила его бородавками, а после бородавок все так и стало.

В люстре, висящей под потолком, должна была гореть стоваттная лампочка, но горела двухсотваттная. Его рук дело. Констанс не любила столько света. А он любил.

Наконец он вернулся в комнату с книгой, а Констанс вытолкнула кляп из рта и сказала:

— Руки слишком туго.

— Ой, — сказал он, отрываясь от книги в руке, раскрытой на странице, с которой собирался читать вслух.

Он отложил книгу на кровать — все так же раскрытой на странице, с которой собирался читать. Сел рядом с Констанс, и она неуклюже перекатилась на живот, чтобы он добрался до узла. Одежды на ней не было, и тело у нее было ничего.

Он перевязал ей руки, чтобы их не стягивало слишком туго, но все ж достаточно туго, чтобы она не смогла выпутаться.

— Перевяжи ноги, — сказала она. — Они слишком свободно.

Если уж ему хочется быть доморощенным садистом, подумала она, надо хоть заставить его делать все как положено.

Он ее очень огорчал. Она любила, чтобы все было как надо, и эта его внезапная неумелость страшно ее раздражала.

Уже который месяц с тех пор, как Боб подсел на доморощенный садизм, она думала: Кто угодно ведь способен связать кого-нибудь по рукам и ногам и заткнуть рот кляпом. Почему же он не может?

Почему же он ничего толком не может и слишком обильно поливает цветы, и все валится у него из рук, и вечно он на все натыкается и все ломает, а начав фразу, может забыть, о чем говорил, хотя, наверное, какая разница, все равно ничего интересного он больше не говорит, вот уже который месяц, после того как она заразила его бородавками, но ей ведь тоже несладко пришлось, разве нет, вон сколько раз ходила к доктору, который выжигал бородавки у нее во влагалище электрической иглой, а потом ехать домой автобусом и глотать слезы в этом одиноком месте на колесах, где полно безмолвных чужаков. бог ты мой… ох, ну что ж… могли и умереть. Может, уж лучше так, чем умереть. Наверное. Не знаю.

Перевязав ей ноги покрепче, он взялся было за книгу, из которой собирался читать. Но заметил, что у Констанс кляп вылез. Он снова отложил книгу и наклонился к ней. Она знала, чего он хочет и что намерен делать.

Она раскрыла рот как можно шире.

Он вдруг занервничал. Иногда, затыкая ей рот, он придавливал кляп большим пальцем к ее нижней губе и делал ей больно, и тогда она, рассвирепев, обзывала его: «СВОЛОЧЬ!» Затем кляп затыкал ей рот, и ругательства звучали глухо, неразборчиво, но он все равно знал, что она говорит, и от этого ему становилось скверно, а иногда он краснел, и уши у него зудели от смущения.

Ее дивные зеленые глаза гневно сверкали. Он отворачивался от них и ждал, пока она успокоится.

Ему не нравилось быть таким неумехой, но он ничего не мог с собой поделать. Так случалось уже не первый месяц, и оттого ему тоже было не очень хорошо. Она широко раскрыла рот, и Боб велел себе успокоиться, чтобы не сделать больно, вставляя кляп ей в рот.

Рот у нее был нежным, язык — рельефным и розовым. Кляп уже промок насквозь от ее слюны. Боб осторожно вложил его на место, пытаясь ничего не задеть большим пальцем. Указательным он пропихнул кляп поглубже, забивая им все уголки ее рта.

Она лежала на животе, связанные за спиной руки — на копчике. Голову она запрокинула, чтобы ему было удобнее затыкать ей рот.

Они проделывали это много раз.

Комнату заливал свет — слишком яркий.

У Констанс были длинные светлые волосы.

Между ее зубами теперь торчал лишь самый краешек кляпа. Очень осторожно Боб заправил его. Потом хорошенько надавил на кляп пальцем, прямо ей в рот, чтобы совершенно ей обездвижить язык, которым теперь кляп не вытолкнуть.

Он сильно нервничал и пытался взять себя в руки, потому что не хотел делать ей больно и в то же время хотел покрепче заткнуть ей рот.

Когда он пальцем стал продавливать кляп глубже, она застонала. И вдруг мотнула головой, будто пытаясь уклониться от пальца, прижимавшего кляп к языку.

Но он продолжал давить еще несколько секунд, пока не понял, что кляп сидит надежно и она не сможет языком его вытолкнуть.

Вставить ей кляп нормально ему удавалось примерно один раз из десяти. Все теперь так и валилось у него из рук. Он знал, что его бестолковость раздражает ее, но что тут поделаешь?

Вся жизнь у него — неопрятный и мучительный кавардак.

Раньше он заклеивал ей рот лентой. Рот всегда затыкался действенно, хотя ей не нравилось, как лента потом отдирается. Даже если он тянул очень осторожно, все равно было очень больно, поэтому от ленты пришлось отказаться.

— Нет, — сказала она про ленту, и он понял, что «нет» значит «нет». Прежде она никогда не говорила «нет», поэтому он перестал заклеивать ей рот.

Он извлек палец у нее изо рта и погладил ее по щеке. Голова у нее успокоилась. Он погладил ее по волосам. Она молча глядела на него снизу. Какие дивные у нее глаза. Ей все так говорили. Неуклюже она подползла к нему, за дюймом дюйм. Это было трудно, однако ей удалось примоститься затылком у него на коленях, лицом вверх. Ее волосы расплескались ему по коленям светлой водой.

Она по правде его любила.

От этого было только хуже.

— Дышать не мешает? — спросил он.

Она мягко кивнула: нет, не мешает.

— От кляпа не больно?

Она мягко кивнула: нет, не больно.

— Хочешь послушать, что я сегодня прочел?

Она мягко кивнула: да, она хочет послушать, что он сегодня прочел.

Это была очень старая книга.

— «Две сестры несносимые, Бедность и Бедствие, вы немалый народ под ярмо повергаете. »

Она пристально смотрела на него.

— Это Алкей из «Греческой антологии», — произнес он. — Написано больше двух тысяч лет назад.

…бог ты мой, подумала она и изо всех сил постаралась не расплакаться, зная, что, если заплачет, ему станет еще гаже, а ему и без того уже давно довольно паршиво.

Никудышный театр садизма и отчаяния начался у Констанс и Боба довольно просто. Она первой заразилась бородавками. Это были венерические бородавки у нее во влагалище.

Спьяну ее угораздило переспать с адвокатом средних лет, который прочел ее роман. Она была двадцатитрехлетней-и-свеженеудачливой писательницей, а он сказал, что читал ее роман, а ей было очень гадко, потому что роман, хоть и имел успех у критиков, не продавался, и ей пришлось вернуться на работу.

Поэтому она легла в постель с адвокатом и заразилась бородавками.

Они напоминали отвратительный ком жутких грибов. Их пришлось выжигать электрической иглой: один мучительный сеанс по когтистым следам другого мучительного сеанса.

Обнаружив, что у нее бородавки, она заговорила с Бобом о том, что их брак нужно прекратить. Ей было так стыдно. Она считала, что причин жить дальше у нее нет.

— Прошу тебя… — говорила она. — Я не могу больше с тобой жить. Я так ужасно поступила.

— Ни за что, — отвечал Боб и, даже зная об измене, был с ней сама доброта и взял на себя все заботы крайне действенно, как он со всем обходился… тогда.

На два месяца пришлось отказаться от нормальной половой жизни, потому что выжигание бородавок из влагалища заняло именно два месяца, и иногда, вернувшись от врача с его электрической иглой, она просто садилась и плакала.

Боб утешал ее, заботился о ней и пытался ободрить, гладя по волосам, обнимая ее, шепча на ухо:

— Ты моя милая. Я тебя люблю. Скоро все пройдет, — пока она не переставала плакать.

Без доступа к традиционной половой жизни — венерические бородавки вызываются заразным вирусом, который передается сношением, — им пришлось заниматься чем-то другим, чем они и занимались.

Им очень нравилось сношаться вместе. Боб просто обожал, как его член помещается во влагалище Констанс, и ей тоже это нравилось. Они перешучивались об эротической сантехнике. Оба они были повернуты на традиционном сексе.

Однажды кто-то дал почитать Бобу «Историю О.», и он ее прочел. Этот готический садомазохистский роман как-то возбудил его, до того странным оказался. Пока читал, у него даже отчасти встал.

Дочитав книгу, он дал ее Констанс, потому что ей тоже было любопытно.

— О чем это? — спросила она.

Она прочла «Историю О.» и тоже несколько возбудилась.

— А что, сексуально, — сказала она.

Через неделю после того, как оба дочитали книгу, однажды вечером они наклюкались и затеяли сексуальную возню — по-своему, особо, ведь обычный половой акт был им недоступен.

Обычно она дрочила ему или совокуплялась с ним орально, а он предельно осторожно, будто гранил алмаз, мастурбировал ей клитор, пока она не кончала. У «Тиффани» ему бы дали работу .

В начале декабря выходит первая книга серии «Скрытое золото ХХ века» — роман американского писателя-постбитника, литературного наставника Харуки Мураками и Эрленда Лу, Ричарда Бротигана «Уиллард и его кегельбанные призы. Извращенный детектив». Книга с первых страниц захватывает и несколько фраппирует читателя абсурдностью и грустным комизмом ситуаций. Но этот короткий, подчеркнуто простой по структуре и языку роман говорит о сложных вещах. В частности — о трагической невозможности людей понять друг друга и договориться. Роман Бротигана, как и другие книги серии «Скрытое золото ХХ века», будет распространяться по предварительной подписке. «Лента.ру» публикует фрагмент текста с разрешения издательств «Додо Пресс» и «Фантом Пресс».

Констанс неуклюже извернулась на кровати, глядя, как он уходит из комнаты.

Констанс лежала и неуклюже его ждала. Думала, он вернется сразу, но его не было почти десять минут.

«Не может найти книгу», — подумала она.

Ничего-то Боб уже не может.

Даже толком вставить кляп.

Не то что раньше, а все она виновата, ведь это она заразила его бородавками, а после бородавок все так и стало.

Наконец он вернулся в комнату с книгой, а Констанс вытолкнула кляп из рта и сказала:

— Руки слишком туго.

— Ой, — сказал он, отрываясь от книги в руке, раскрытой на странице, с которой собирался читать вслух.

— Перевяжи ноги, — сказала она. — Они слишком свободно.

Она раскрыла рот как можно шире.

Кадр из фильма «Пятьдесят оттенков серого»

Ее дивные зеленые глаза гневно сверкали. Он отворачивался от них и ждал, пока она успокоится.

Они проделывали это много раз.

Комнату заливал свет — слишком яркий.

У Констанс были длинные светлые волосы.

Вся жизнь у него — неопрятный и мучительный кавардак.

Она по правде его любила.

От этого было только хуже.

— Дышать не мешает? — спросил он.

Она мягко кивнула: нет, не мешает.

— От кляпа не больно?

Она мягко кивнула: нет, не больно.

— Хочешь послушать, что я сегодня прочел?

Она мягко кивнула: да, она хочет послушать, что он сегодня прочел.

Это была очень старая книга.

— «Две сестры несносимые, Бедность и Бедствие, вы немалый народ под ярмо повергаете. »

Она пристально смотрела на него.

— Это Алкей из «Греческой антологии», — произнес он. — Написано больше двух тысяч лет назад.

Поэтому она легла в постель с адвокатом и заразилась бородавками.

— Прошу тебя… — говорила она. — Я не могу больше с тобой жить. Я так ужасно поступила.

Боб утешал ее, заботился о ней и пытался ободрить, гладя по волосам, обнимая ее, шепча на ухо:

— Ты моя милая. Я тебя люблю. Скоро все пройдет, — пока она не переставала плакать.

Кадр из фильма «Пятьдесят оттенков серого»

Дочитав книгу, он дал ее Констанс, потому что ей тоже было любопытно.

— О чем это? — спросила она.

Она прочла «Историю О.» и тоже несколько возбудилась.

— А что, сексуально, — сказала она.

«На свете нет ничего, что нельзя было бы обстебать» На русском языке издадут роман литературного наставника Мураками

Время чтения: 7 мин.

«Это была пациентка неврологического отделения, где я работала санитаркой. Сухая, как жердочка, абсолютно голая, но в подгузнике, с седой гривой роскошных волос, — рассказывает Зина Жукова , бывшая сотрудница Благотворительного фонда помощи хосписам «Вера». — Она была привязана к кровати. Мне сказали: “Это чтобы она не разрывала на себе подгузник и не размазывала содержимое”. Тогда мне, 17-летней девочке, не пришло в голову, что его можно менять сразу же после туалета, и размазывать будет нечего».

«Представьте: вы просыпаетесь и не можете поднять руку »

По словам главного врача Первого московского хосписа имени В.В. Миллионщиковой Арифа Ибрагимова , есть состояния и осложнения, которые влияют на сознание пациентов. Например, деменция, неврологические нарушения или тяжелый интоксикационный синдром у онкобольных. Прежде всего, такие пациенты опасны для самих себя. В частности, человек может попытаться встать с кровати — и упасть, потому что у него слишком мало сил. «Падение даже с высоты своего роста может нести серьезные последствия, вплоть до летального исхода, — говорит Ариф Ибрагимов. — Или прикроватные тумбочки: хватит удара виском об угол».

Коррекция возбужденного состояния при деменции Что делать, когда ваш близкий человек, страдающий деменцией, кричит или много говорит, зацикливаясь на какой-то теме, совершает повторяющиеся движения, не может успокоиться? В чем причины такого поведения и чем можно помочь?

При этом обострения психического статуса часто сопровождаются гормональными изменениями. Например, происходит выброс адреналина — и за счет этого человек, который пять минут назад мог максимум дотянуться до кружки на тумбочке, становится сильнее. Это может длиться всего несколько минут, но их хватит, чтобы встать с постели, а затем упасть и получить травму. Человек может навредить себе и другим способом. «Я видел, как ослабленный пациент швырнул телевизор, притом не современный плазменный, а старый, большой и тяжелый», — вспоминает Ариф Ибрагимов. Поэтому физическая фиксация пациентов в стационаре — нередкая история.

Екатерина, подписчица страницы «Про паллиатив» в социальных сетях:

«Мама лежала в больнице после инсульта. Она плохо понимала, где находится. Ночью пыталась вставать с кровати падала. Там были ограничители, но они не помогали. Поэтому ее накрывали покрывалом на завязках, большим, на всю кровать. Это было неприятно. Но прямо привязывать, мне кажется, куда хуже».

Галина, подписчица страницы «Про паллиатив» в социальных сетях:

«У моей дочки инвалидность, она периодически попадает в реанимацию. И хотя она не может двигать руками и ногами, ее все равно связывают! Я прихожу и развязываю, даже не спрашиваю ни о чем и не разбираюсь. А когда ухожу, ее привязывают снова».

Обойтись без такой фиксации можно. Человек не упадет, не сорвет капельницу и не выдернет катетер, если рядом будет сидеть хорошо обученная медсестра. Но на это нужны ресурсы. Еще один момент — ответственность сотрудников. «Если пациент упадет, отвечать за это будет медсестра, — говорит старший преподаватель проекта «Мастерская заботы» Ирина Прокопенко. — Соответственно, для нее лучше, чтобы он вообще не вставал, чем чтобы он встал и упал».

Но считать связывание и привязывание выходом, безусловно, нельзя. И дело не только в уважении к достоинству пациента. Ведь трудно сказать, воспринимает ли он это как унижение и понимает ли он, что кто-то ограничил его свободу. Хотя «лучше исходить из того, что понимает», как говорит Ариф Ибрагимов.

При этом часто пациентам или не могут, или даже не пытаются объяснить, что и почему с ними делают. «Представьте: вы просыпаетесь и не можете поднять руку. У вас паника, вы начинаете ею дергать. А если это больница и рядом ни одного знакомого лица, это еще страшнее, — говорит Александра Щеткина, президент фонда помощи людям с деменцией и их семьям «Альцрус». — Нам часто пишут: положили маму в больницу, она приехала с синяками на запястьях и теперь не ходит, а раньше ходила». То есть этот стресс ухудшает состояние человека, иногда сильно.

По словам Арифа Ибрагимова, «основной канон в паллиативной помощи — это нежность». Потому что таким пациентам слишком легко навредить. А если речь идет о стационаре, мучиться будут не только сами больные, но и их родственники.

«Близкий мне человек с деменцией болел ковидом, и это были худшие десять дней в моей жизни, потому что я не знала, как к нему относятся, — говорит Александра Щеткина. — И таких историй за время пандемии было миллион». По ее словам, родственники в таких ситуациях, как правило, никуда не жалуются: у них просто нет сил и времени на разбирательства.

Как человеку с деменцией получить паллиативную помощь? Как развивается деменция и чем можно помочь человеку с этим заболеванием на последнем этапе жизни

«Один говорил, другой колол»

В стационаре есть альтернатива физической фиксации — это фиксация химическая, то есть применение нейролептиков. Они нормализуют психическое состояние, подавляют галлюцинации и бред. Как поясняет Ариф Ибрагимов, в паллиативе обычно пользуются меньшими дозировками, чем в психиатрии, потому что пациенты ослабленные. Но сами препараты — те же. А пока «фарма» не подействовала, человека нужно успокаивать словами. Тот самый пациент, швырнувший телевизор, дрался и не подпускал к себе человека со шприцом. «Мы сели вдвоем и «заговорили» его: один говорил, другой колол, — вспоминает Ариф Ибрагимов. — И не понадобилось накидываться на него впятером. Но на это ушло два часа». Такой способ фиксации, в отличие от связывания, врач считает нормальным, если его применяют квалифицированно, без вреда для пациента.

Проблема в том, что во многих больницах нужных препаратов нет. И персонала, который может потратить два часа на «заговаривание» одного пациента, тоже нет.

Екатерина, подписчица страницы «Про паллиатив» в социальных сетях:

«Когда мне было четыре года, мне делали операцию. Я пришла в себя и обнаружила, что руки привязаны к кровати. Я не испугалась, стала звать нянечку: пить хотелось. Мне отвязали одну руку, все объяснили, посидели рядом, пока я не уснула. Никаких истерик и травм у меня из-за этого не было».

Екатерина считает, что такую фиксацию можно допустить, «если по первому зову пациента или соседей прибежит доброжелательный персонал». И если в палате будут камеры, записи с которых станут выдавать в случае конфликтных ситуаций. Так обращение с пациентами, по крайней мере, можно будет контролировать.

Александра Щеткина выступает за возможность госпитализировать родственников вместе со взрослыми пациентами с деменцией, как это делают с детьми. «Сейчас это невозможно, — говорит она. — А ведь они могут сидеть рядом и присматривать за ним. И ему будет не так страшно, а значит, он не будет проявлять агрессию».

«Даже в Первом московском хосписе за последние пару лет я помню один-два случая физической фиксации, — признает Ариф Ибрагимов. — Это было сделано на очень короткое время, пока не подействовали препараты». То есть исключить эту меру совсем все же не получается даже в максимально хорошем стационаре. «Иногда фиксация в постели на полчаса может спасти человеку жизнь», — добавляет Ирина Прокопенко.

Но даже в этих случаях можно постараться сделать так, чтобы пациенту было легче это перенести. «Например, есть специальные ограничивающие варежки, в них человек не сможет выдернуть капельницу, катетер или дренаж, но все-таки он не привязан», - говорит Ирина Прокопенко. Но главное — помнить, что фиксация может быть только экстренной и краткосрочной мерой, а не постоянным способом справляться с поведением пациента.

«Посмотреть на пациента глазами Шерлока Холмса»

Галина, подписчица страницы «Про паллиатив» в социальных сетях:

«У бабушки была деменция. Она могла зайти на кухню, взять кастрюлю, сесть на нее, как на унитаз, и испражниться. Маме было очень тяжело: работа, хозяйство, уход за бабушкой… Она не связывала ее, но запирала в комнате».

Люди с деменцией часто живут дома, с семьей. И у них может быть вполне достаточно сил, чтобы не только навредить себе, но и сделать невыносимой жизнь близких. Бывает, что они прячут вещи, съедают все содержимое холодильника разом, устраивают потоп, включают газ или вовсе уходят из дома. Иногда близкие запирают их в комнате или связывают в кровати, потому что не видят другого выхода.

Мёд в голове Специалист по уходу Лена Андрев о том, как перестать стесняться деменции у близких и сохранить гармоничные отношения в семье

Мало кто может себе позволить постоянно быть дома рядом с родственником с деменцией. «На сиделку многим не хватает денег, — говорит Александра Щеткина. — А если уйти с работы, то на что будет семья жить?»

Ирина Прокопенко объясняет: в таких ситуациях нужно идти не от следствия, а от причины. Если человек пытается убежать из дома, надо понять, куда он так рвется. Если он кидается на близких с кулаками — выяснить, с чем связана агрессия, и устранить это.

Вот, что стоит сделать, если вы ухаживаете за человеком с деменцией дома:

Оценить свои ресурсы и помнить, что дальше состояние будет только ухудшаться. И искать помощи. «Мы всегда говорим родственникам: пользуйтесь тем, что есть, — рассказывает Александра Щеткина. — Если соцработник готов принести вам пакет с продуктами, пусть приносит. Если кто-то из близких готов раз в неделю вызвать вам клининг, замечательно. Кто-то может посидеть два-три часа – отлично. Обычно люди готовы помогать, просто им нужно дать варианты, как это сделать». С помощью у вас найдется больше сил и времени на себя, а значит, вы будете меньше выгорать.
Создать безопасную среду. Если человек может перепутать дверь с окном, надо поставить фиксаторы на окна. То же самое — со всеми факторами риска, от розеток до лишней мебели или ковров, об которые можно споткнуться. «Все как с детьми, — говорит Ариф Ибрагимов. — По сути, пожилой человек превращается в двух-трехлетнего ребенка, который не до конца осознает свои действия, но набедокурить может знатно».
Как объясняет Ирина Прокопенко, часто причиной агрессии и «буйного» поведения может быть боль, которую человек не осознает и о которой не может сказать. «Представьте: у вас болит спина, но вам надо ехать по делам и общаться с людьми, — говорит она. — В какой-то момент из-за боли вы станете более раздражительным человеком. Так же и у больного». Выход — выяснять (в том числе по жестам и позам), что у человека болит, и обеспечивать обезболивание. Также важно позаботиться о комфорте: если пациенту дует, или свет бьет в глаза, или натирают швы одежды, он может даже не понимать, что именно ему неприятно. Но на его самочувствии, а значит, и поведении это отразится.
Исключить триггеры, которые могут спровоцировать реакцию. Здесь нужно помнить, что у человека с деменцией есть особенности восприятия. «Зеркало он может воспринимать не как зеркало, а как другого человека, — говорит Ирина Прокопенко. — Или он видит: висит халат в углу. Но его мозг искажает восприятие, и ему кажется, что там кто-то прячется». Такого человека даже ночью нельзя оставлять в темноте — нужно создать мягкое освещение.
Самое сложное — когда человек как бы живет в прошлом. Он не помнит, что ему 90 лет — в его памяти ему 40, он директор завода, у него в подчинении полторы тысячи сотрудников и ему срочно нужно на работу. Понятно, что родственник, который пытается удержать его дома, может столкнуться с агрессией. «Пусть расскажет о том, как он был директором, — объясняет Ирина Прокопенко. — Кто его заместитель, что он делает в течение дня… Рассказывая, он это снова переживает. А ему нужно снова пережить время, когда он был молодец. Сейчас он не молодец». Если человек настойчиво пытается уйти, можно сказать ему, что на улице ураган, не ходят автобусы — в общем, что-то, что от нас не зависит. Если он не узнает своих выросших детей, не надо говорить «мам, ты что, меня не узнаешь?» «Это повергает в еще больший ужас, — говорит Ирина Прокопенко. — Перед нами стоит тетка в бигуди и говорит: «Мам, я же твоя дочка». Это очень страшно!» Лучше спросите: «А какая у тебя дочка? А когда она приходила? А что вы с ней делали?» Для родственника это очень сложно и больно, но так вы сохраните с близким хоть какой-то контакт.
Разговаривать с человеком в таком состоянии вообще очень важно. Он, как и здоровые люди, хочет выражать свои эмоции. Позвольте ему это сделать — просто выслушайте.
У человека должно быть занятие. И это не только телевизор и радио. Некоторым важно чем-то занять руки. «Лопать» пупырчатый пластик, разрывать тряпки или бумажки на мелкие кусочки, перебирать и рассматривать календарики. Поливать цветы, пусть искусственные, потому что живые он может «залить». А тихая музыка времен его молодости поднимет настроение.
Ищите технические лайфхаки. Например, сигнальный коврик: если человек сел и коснулся его ногами, в другом помещении загорается лампочка. Если человека не с кем оставить, можно поставить в доме камеру и отслеживать, что там происходит.

Главное — «посмотреть на близкого глазами Шерлока Холмса», как говорит Ирина Прокопенко. И тогда, возможно, он не станет делать того, из-за чего вы будете вынуждены его привязать. «А зафиксировать и оставить одного — это, мне кажется, самое страшное, что может произойти с человеком», — заключает она.

Сюжет
Эд вошел в квартиру и прошел в комнату, где за компьютером работала Инга. Она писала очередную книгу и как он понял что это детектив. Эд вынул из сумки покупки и спросил - Как дела идут? Может пиво будешь? - Инга оттолкнулась ногами и отьехала на кресле от стола, сладко подтянулась разведя руки в стороны - Пиво не помешает! А то полный застой у меня. Вдохновения нет! - Эд подал ей баночку пива, а сам подошел сзади и начал массировать ей шею. Инга блаженно выгнулась и откинула голову. - Мне надо снова для одного сюжета кое что выяснить! - Эд обреченно вздохнул и пообещал помочь. Они часто прибегали к такому методу. Когда она не знала как правильно написать, они вместе разыгрывали мини сцены, так сказать наяву. Инга встала и вышла из комнаты и когда вернулась, в руках держала разные мотки веревок, которые кинула на диван. - Это я сегодня закупила и еще кое что! - гордо заявила она.
Эд просто удивленно смотрел и ждал обьяснений, что она задумала на сей раз. - Я как раз остановилась на том, как парня связывает его подруга и оставляет. Только я не знаю как это выглядит в натуре и что чувствует тот парень. - выпалила Инга. Таких сцен они еще не разыгрывали и Эд задумался.
А потом махнул рукой и согласился, ему стало самому интересно. Тем более что он не верил что она сможет его связать крепко. Получив одобрение, Инга сложила его руки за спиной и связала запястья. Взяв еще веревку, она связала и локти, а потом обвязала тело Эда другой длинной веревкой. Все проделывала так чтобы веревки чем покрепче затягивались и вскоре он с некоторым удивлением про себя отметил, что совершенно не может пошевелить руками. - Где ты этому научилась? - все пробуя крепкость узлов спросил он. - А чего только не научишься! - ответила она усаживая его на кресло на колесиках.
То же проделала и с ногами. Связала щиколотки и колени. И в заключении привязав еще веревку к ногам, приподняла их и соединила с креслом. Полюбовавшись своим творением и не удолетворившись, она примотала тело к креслу - сперва торс, а потом и ноги. - А не слишком ли ты загорелась? - спросил Эд - Не мешай мне! - отрезала она. Но он все зудел, пока Инге не надоело слушать и она заклеила ему рот скотчем. Она обошла вокруг него осматривая и наконец встала перед ним и задумчиво посмотрела - Что-то не то! Не знаю даже. - произнесла она и уселась ему на колени обняв рукой за шею.
Сперва она потерлась ему в шею как кошка, а потом лизнула. - Пожалуй я оставлю тебя так связанным, может и придумаю что мне надо! - Эд только мог замычать в ответ - Мммххм. - и яростно начал дергаться. А Инга встала, подошла к кровати и улеглась упершись на руку и начала наблюдать за его стараниями. Время для Эда тянулось очень долго, но наконец Инга воскликнула радостно - Придумала! - и отвязав его от кресла повалила на пол. Перевернув на живот она согнула его колени и соединила веревкой их с руками. Сев на кровать Инга начала делать наброски для своего детектива на бумаге, а Эд лежал перед ней совершенно беспомощный и старался держать голову приподнятой. Но ему это удавалось плохо и каждый раз он утыкался лицом в ее ножки. Наконец она написала что хотела, но не спешила с его освобождением. Взяв листки, она направилась к компьютеру и начала перепечатывать. Это заняло еще час и все это время Эд лежал на полу связанный и совершенно беспомощный. Наконец она оторвалась и содрала скотч со рта - Ну как ощущения? Мне очень интересно и может пригодится мне. - Эд рассказал все что чувствовал, не скрывая, что его возбуждало как его связывала девушка, но на будущее пообещал, что она больше не подловит его. - Она рассмеялась и заметила, что он все еще в ее руках. А Эд пообещал, что в следующий раз он свяжет ее. - А это тоже мысль, но это попозже. - и только после долгих упрашиваний она смилостивилась и развязала его.

Подарила (начало)
Я дружил с девушкой. Мы вместе везде ходили, гуляли. Только у нее был небольшой недостаток. Она очень любила, чтобы все было по ее решению и любила приказывать. И вот однажды насчет этого сильно поспорили и она отвернувшись ушла домой. Я еще погулял немного, все обдумал и решил все таки мирится. С такими мыслями я и направился к ней.
Наташа открыла дверь и вопросительно уставилась на меня. Я сразу сбивчиво начал просить прощения и пообещал больше не перечить ей. Она повернулась и прошла в комнату, шелестя длинной цветастой юбкой. Я расценил это как приглашение и зашел за ней в комнату, закрыв за собой двери.
Она стояла посреди комнаты и ее грудь часто вздымалась и как я ее знал, она была в гневе. Я как мог убеждал ее и было наверное легче стенку проломить головой, чем убедить ее. Но наконец она сжалилась, почти. - Так значит ты будешь меня слушатся и без лишних вопросов? - уточнила она и я подтвердил это - Сейчас проверим - с этими словами она приподняла подол юбки и выставила свою ножку обтянутую в темный чулок - На колени и целуй! - приказала она. Я опустился на колени как она приказала и поцеловал ее ножку, но сразу же услышал сверху - И это все?! Язычком активней! - Я послушался и начал языком полизывать ее ногу, проводя по чулку. Потом я глянул вверх. Она стояла и улыбалась. - Это еще не все. Я еще не убедилась. - она подошла к шкафу и вытащила оттуда. веревки! - Я свяжу тебе руки и приступим к еще одному испытанию. - Я начал что-то мямлить, что не стоит связывать и зачем это надо, как она сразу мне отрезала - Так вот чего стоят твои заверения! Да ты просто испугался! На держи - и кинула в меня что-то, что лежало на кресле.
Я поймал и развернул. Это была ее юбка и я автоматически приложил к себе, как бы примеряя. Она рассмеялась и крикнула - если не наденешь и не дашь связать руки, то считай, что мы больше не знакомы. Я обреченно всдохнул и согласился. Только она хотела, чтобы я полностью переоделся. Так что пришлось натянуть чулки. Юбку натянул с трудом и с ее помощью. Она была мне до колен и очень плотно обтягивала мои ноги, что я мог с трудом передвигатся. И наконец она нацепила бюстгалтер и натянула что-то вроде гольфа из лайкры. Не давая мне опомнится, Наташа завела мои руки за спину и начала связывать их, крепко обматывая запястья. И пока я раздумывал над тем, что может всетаки не стоит поддаватся, было уже поздно - она затянула узел и руки мои были крепко связаны сзади. Но этим еще не кончилось. Другой веревкой она начала связывать локти и тут я начал ерепенится - Да стой ты смирно! Неужели так сильно завязала? - Я растерянно ответил что нет и она продолжила свое дело. Потом начала обкручивать веревкой мое тело. И по плечам и по торсу, пока я не был накрепко связан, а руки прикручены к телу.

Подарила (продолжение 1)
Она встала передо мной и критически осмотрела свое творение. Подошла и обняла шепча - ну скажи ради меня что тебе нравится. - и я ответил что да и не соврал. Мне начало почему-то нравится быть связанным Наташей. Она развернула меня и начала подталкивать - Пошли в мою комнату. Я еще не закончила, а моя тетя может вернутся. Ей ох как нравятся переодетые парни, да еще связанные. - и она подняла невинно глаза. - Надеюсь ты не оставишь меня своей тете? - спросил я - ну это зависит от тебя - и она рассмеялась. В комнате она снова велела стать на колени и повернулась ко мне задом.
Провела руками по своей попе и пригнулась. Юбка натянулась, обтягивая ее мягкое место. - ну а теперь целуй сдесь милый - услышал я ее голос. Я наклонился и не удержав равновесия просто впечатался лицом в ее попку. Она обернулась и захохотала - ну ты даже и поцеловать не хочешь - с деланной обидой сказала Наташа. Она помогла мне встать и велела сесть на кровать. Она присела рядом с моими ногами и начала обкручивать веревкой мои щиколотки.
- Зачем ты связываешь мне ноги - забеспокоился я - А что ты сделаешь? Что хочу то и делаю - ответила она продолжая связывать. - Каждый раз, когда ты плохо будешь выполнять мои желания, я все больше буду тебя опутывать и ты не сможешь помешать! - Связав щиколотки, она принялась за колени. И сколько я ее не упрашивал, в ответ она лишь только посмеивалась. Закончив связывать ноги, Наташа закинула их на кровать - Отдыхай пока - с усмешкой проворковала. Так она лишила меня возможности двигатся. Она медленно сняла свою длинную юбку и я невольно залюбовался ее стройной фигурой. Повернувшись на меня она произнесла - Не подглядывать! - и приблизившись своей же юбкой обмотала мою голову. Я в панике закричал через материал - сними! Я же задохнусь, мне трудно дышать. - но она и не собиралась этого делать. - не задохнешься. И это не надолго. - и действительно моя голова была замотана недолго. Я только почувствовал как кровать рядом со мной осела и юбка была снята с моей головы. Она стояла надо мной на коленях и смотрела вниз на меня. Всю одежду кроме черных шелковых трусиков она успела снять с себя. Она нагнулась так, чтобы коснутся своими грудями моего лица - хочешь познакомится поближе? - я конечно был ничего против и впился губами в ее грудь. Но она не дала долго наслаждатся - А теперь познакомся с своей королевой и присела так, что моя голова оказалась у нее между ног, а губы касались ее трусиков. - прекрати! - промямлил я, а в ответ услышал - значит не хочешь! Ты еще не понял, что я все равно добьюсь своего. - она передвинулась вперед и присела прямо мне на лицо. Так она просидела почти минуту, а я извивался как мог. Привстав она спросила - Ну как? Сейчас готов делать что велю? - хватая ртом воздух я согласно закивал - Но еще урок не помешает - усмехнулась она и снова села на лицо. Так она делала несколько раз и наконец вновь села как прежде - А теперь знакомся с королевой и активнее языком! - мне пришлось повиноватся и мой язык начал полизывать ее шелковые трусики.

Подарила (продолжение 2)
Она явно наслаждалась моей беспомощностью и пользовалась этим как могла. Сполна насладившись, Наташа слезла с меня и встала около кровати.
Она провела пальцами по краю трусиков и подумав, сняла их. Держа в руке, она присела рядом со мной и задумчиво заговорила - Ты все таки ерепенишься и ты заслужил еще маленькое наказание. Открой рот! - и протянула руку с трусиками. Я замедлил исполнить ее приказ - Хочешь повторно мою попку на своем лице иметь? Понравилось? - Я сразу же раскрыл рот и она плотно запихала этот кляп мне в рот. Я чувствовал как нежный шелк заполняет мой рот, пока полностью не занял все пространство. Язык был прижат и я бы даже наверное не смог бы вытолкать кляп. Но Наташе этого показалось мало. Она натянула мне на голову чулок и скотчем туго обмотала рот, а мне только оставалось тихо сидеть, чтобы не дать ей повода еще придумать наказания. Чтобы проверить свое творение, она больно ущипнула меня. Я хотел вскрикнуть, но издал только еле слышный звук. Наташа расмеялась и пошла к шкафу переодеваться. Это тоже была пытка. Попытайтесь наблюдать за переодевающейся женщиной и быть равнодушным, а еще связанный.
Теперь она была в мини юбке и блузке. Полюбовавшись в зеркало, она подошла ко мне - Ну и чего разлегся? Вставай и прыгай в гостинную! - она помогла мне встать на ноги и шлепнула по мягкому месту. Я мелкими прыжками кое как допрыгал до гостинной, где она мне указала рукой на диван. Я с радостью допрыгал до него и плюхнулся на него. Напротив стояла секция с большим зеркалом и я смог увидеть, что она со мной сделала. Я видел себя в женской одежде, опутанном веревками и с кляпом во рту. А Наташа встала передо мной, понаблюдала и разразилась смехом. - Ой глупенький! - сквозь смех заговорила она - разрешил переодеть в женскую одежду и я, слабая женщина связала тебя по рукам и ногам. И теперь ты беспомощный. - она нагнулась и продолжила - я бы еще тебя помучила как следует, но увы. Иду с подругами на вечеринку. - она уселась мне на колени и в ухо промурлыкала - Как ты думаешь, для чего я так старалась? - возникла пауза и она продолжила - моя тетя так одинока и она так любит связанных и переодетых парней. - я понял куда она клонит и замотал головой, так как не смог издать ни звука. - Ты не беспокойся. Тебе даже понравится - и она вновь рассмеялась. Она погладила по моей щеке, обтянутой чулком. Встав она принесла одеяло, которое постелила на столик и перетащила меня на него. Перевернув на живот, согнула мои ноги и начала приматывать к телу, а за одно к столику. Вскоре я вообще не мог двигатся, только вертеть головой. - Ну вот сейчас ты действительно дождешься тетю - услышал ее голос. - Завтра может приду и спасу тебя, а ты все расскажешь чем занимались. - а я приготовился к неизбежному.

Ощущения
- Свяжи меня, - шепчешь ты. Лунный свет заливает комнату, воздух пропитан чувственным ароматом - мы оба любим индийские благовония. Ты лежишь совершенно обнаженная на белом атласе покрывала, и протягиваешь ко мне покорные руки. Это так непривычно, ведь я помню твои недавние яростные ласки и расцарапанную до крови спину. Но сейчас все иначе. Я беру веревку и перехватываю ею твои тонкие запястья. Один виток, второй.. Прикрыв глаза, ты вытягиваешься в струнку, и выдыхаешь: - Ох, свяжи меня, свяжи меня всю ! Твои груди напрягаются, темные соски устремляются вверх. Нет, такой способ сегодня не годится, слишком мягко. Я снимаю веревку с твоих запястий, ты недоуменно, даже обиженно, открываешь глаза. Сейчас, малышка, успокаиваю я тебя, я свяжу тебя так, что ты не сможешь пошевелиться. Только доверься мне.. Я пропускаю середину веревки под твоей шейкой, вытягиваю концы в разные стороны. Затем перекрещиваю их по груди, слегка натягивая, затем опять пропускаю сзади и вывожу между твоих бедер. Теперь лапки - каждую из них я нежно обматываю несколькими витками и закрепляю их узлом. Затем бережно переворачиваю тебя на животик, беру концы веревки, которые еще достаточно длинны, и крепко привязываю их к пересечению той же веревки на спине. Вот ты и поймана, пошевели-ка ручками ! Что, не очень-то получается ? Только локотки еще трепыхаются, непорядок. Ну это мы сейчас.. я беру еще одну веревку и аккуратненько обматываю ее вокруг твоих локтей, слегка натягивая. А затем перехватываю середину образовавшегося мотка, и локотки твои оказываются в петлях, соединенные друг с другом. А теперь затянем всю конструкцию - я пропускаю веревку по всем ее перекрестиям сзади от шеи до попки, натягиваю и надежно завязываю. Вот теперь ты почувствовала власть веревок ! нет, голубушка, тебе не вырваться, извивайся сколько хочешь ! А я продолжу.. Вот ползет веревочка для ножек - и она ловит твои лодыжки. Несколько петелек вокруг них, надежный узел посредине - ап, и больше ножки ты не раздвинешь. Хотя мне этого и хочется - но потом, потом, сначала ты полежишь опутанная, истекая желанием.. И я стягиваю твои коленочки, вот они какие соблазнительные, кругленькие, а мы их веревочкой ! Несколько витков сверху, несколько снизу - и узелок, один, другой.. И вот твои бедра, ах, как ты ими трепещешь, пойманная русалочка ! Туже, туже, умоляет меня твой зовущий взгляд - и я крепко-накрепко обматываю их самой толстой веревкой, и притягиваю ее к перекрестию веревки на животе, чтобы не сползала. Вот так ! Я выпрямляюсь над кроватью и смотрю на тебя. Ах, как ты катаешься, как извиваешься, проверяя узлы на прочность, как стонешь и покусываешь губы в сладкой истоме ! Постарайся, повырывайся, все равно ничего не выйдет, а если даже что-то начнет получаться - я начеку и веревочки приготовлены. Ну-ка, проверим.. Так и есть - на коленочках петли чуть ослабли. До развязывания еще очень далеко, но все равно, положение твое можно и нужно малость усугубить. Трепыхайся не трепыхайся, птичка - не поможет. Раз попала в сети.. Кстати, хорошая мысль. Беру еще одну веревочку и, пропустив ее под кроватью, привязываю один конец к той веревке, что держит твои плечи, а затем, сильно натянув другой конец - к противоположной стороне. Теперь плечиками ты прижата к кровати. Ну а дальше - повторяю то же самое еще пятью веревками, последняя крепко прижимает твои лодыжки. Ну вот и все. Ох, как же завлекательно ты выглядишь теперь ! Стройное тело, оплетенное веревками по самое некуда, вытянуто в струнку на кровати. Только головкой ты можешь чуть-чуть шевельнуть, да пальчиками - длинные ноготки беспомощно впиваются в покрывало. Спокойной ночи, моя русалочка. Долгий поцелуй, я прикрываю тебя одеялом - и выхожу из комнаты, погасив свет. Тебе остается лишь покорно ждать освобождения. А оно наступит не скоро.

Так открыто показывая ему свою безумную нужду, Ката чувствовала, что обнажилась перед ним намного сильнее, чем просто избавилась от одежды. С ее стороны признаться в том, что она жаждала быть под ним, принимая его глубоко внутри себя и оставаясь абсолютно обессиленной от его прикосновений, казалось таким же благоразумным, как и пуститься в открытое плавание с акулами. Но Хантер, безусловно, был способен пробиться сквозь ее сопротивление и съесть ее заживо.

Опасный блеск в его глазах, полуулыбка на его лице показывали ей, что он знал абсолютно все, что она сейчас чувствовала и боялась.

- Ты чего-то хочешь, дорогая?

Ката поджала губы. Она была большой девочкой, которая могла испытать оргазм без чьей-либо помощи. У нее было много практики в этом.

Но когда она попыталась сдвинуть руку над головой, чтобы добраться до своей киски, она обнаружила, что прикована к кровати наручниками. Попытка переместить другую руку окончилась тем же. Ярость и паника прошли сквозь нее отрезвляющей волной.

- Ты привязал меня к кровати?

- Приковал, если быть точнее. Они с мехом, но сделаны из стали и соединены цепью, припаянной к изголовью кровати, и крепятся к гвоздю, вбитому в стене.

Другими словами, она никуда не сможет уйти, пока он не будет удовлетворен и не позволит ей сделать это. Паника все же возобладала над гневом. Но небольшой вихрь возбуждения все еще закручивался внутри нее. С того момента, как они встретились, Хантер постоянно пытался контролировать ее словами или пускать в ход соблазнение. Но теперь он действовал серьезно. Кандалы, цепи и сталь. О, Господи.

- Я не готова к этому, - задохнулась она.

- Твое тело готово. Борьбу ведет лишь разум. Мы собираемся пройти через это. И ты заслужила эти наказания.

- Итак, ты приковал меня к кровати, и что ты собираешься делать дальше? Отказать мне в оргазме? – мысль об этом лишь возбудила ее еще сильнее.

- Каждый последующий час будет начинаться с этого, пока ты не согласишься. Как я и обещал.

О, Боже. Она уже так сильно его хотела, что готова была выпрыгнуть из своей кожи. Как сильно она будет нуждаться в нем спустя часы? Ей не нравилось, что он пытается контролировать ее таким способом. Ей вообще не хотелось быть под чьим-либо контролем.

- Если это то, что ты хочешь, – Хантер склонился над ней, удерживая свой вес на локтях. – Или ты можешь пойти на уступки. Тогда ты узнаешь, что я могу быть чертовски любезным.

Ката почувствовала сильную тяжесть его груди над своей, его стальной пресс, прижавшийся к ее животу. Он слегка толкнул свою внушительную эрекцию между ее бедер. Ее клитор горел от возбуждения. Когда она попыталась свести ноги и сжать бедра вместе, она обнаружила, что они также крепко зафиксированы.

Вздох сорвался с ее губ. Ее беспомощность возбуждала еще больше. Боже, почему она находила это таким сексуальным?

Он улыбнулся, возвышаясь над ней - белая вспышка блеснула в темноте.

- Да, твои лодыжки тоже закованы и соединены цепями, которые изготовлены из титана и закрепляются под половицами. Я помогал Логану устанавливать их, так что я знаю, о чем говорю.

- Ты планируешь держать меня связанной, пока я не уступлю? – её киска сжалась от этих слов.

- Нет, я всего лишь показываю тебе, что вызывающее поведение может иметь последствия, но я никогда не пойду на принуждение женщины к тому, чего она не хочет. После того как наказание закончится, я отпущу тебя. Ведь все это началось с твоего отказа сотрудничать, но ты сейчас можешь все это прекратить, если…

- Ты имеешь в виду отказ перевернуться и притвориться мертвой? – отрезала она.

Конечно, она не уступала ему ни в чем, чтобы получить оргазм, который так отчаянно жаждала, но все же его позиция «я-такой-большой-и-заведенный», вместе с его мастерством, пугала ее. Это желание обрести власть над ней сильно напоминало ей Гордона. Если она отступит хотя бы на шаг, то Хантер пойдет намного дальше.

- Я желаю покорную женщину, а не хорошо обученную собаку. А моя попытка продвигаться медленно и поддержать тебя ни к чему нас не привела.

Он заглушил ее протест, проведя своим языком по ее соску дразнящим скольжением и надавливая на ее твердый бутон большим пальцем. Его укус был словно электрический укол боли, зубы прикусили горящую плоть, а затем он успокаивающе лизнул это местечко. Он проделал то же самое с другой грудью, пока оба соска не стали припухшими и торчащими от нужды. Ката хотела продержаться, бросить его соблазнение ему же в лицо… но в итоге она смогла лишь открыть рот в безмолвной мольбе.

Хантер скользнул вниз по ее телу, пройдя губами по чувствительной внутренней стороне груди, лаская ее ложбинку. Его язык погрузился в пупок, а огромные руки собственнически обхватили бедра.

Ката сглотнула. Это «наказание» она якобы заслужила, а казалось, что Хантер просто желал сокрушить ее чувства, чтобы доказать ей то, что может командовать ею так, как он захочет.

Кату сковало чувство страха.

- Почему ты так со мной поступаешь?

Он замер, подняв на нее пристальный взгляд.

- Что ты думаешь, я делаю?

- Пытаешься доказать мне, что ты мужчина и можешь прогнуть под себя маленькую леди, когда захочешь, независимо от того, сколько времени у тебя займет, чтобы растоптать мою независимость и самооценку. Ты можешь заставить меня молить об оргазме, потому что, видит Бог, ты выяснил, как именно нужно прикасаться к моему телу. Но при этом ты пытаешься завладеть моей душой. И ты можешь поцеловать меня в зад. Потому что я не дам тебе ее.

Его брови в удивлении взлетели вверх. Первоначальное оскорбленное выражение лица сменилось задумчивостью. Наконец, беспокойство взяло вверх, угнездившись в резких чертах его лица.

- Дорогая, ты все еще не понимаешь. Я делаю это не для тебя. Я делаю это для нас. Мы не можем быть по-настоящему вместе, пока ты не честна со мной и сама с собой. Твое тело жаждет господства, принимает его, как самую естественную вещь в мире. Это твой разум стоит у него на пути. Господь Свидетель, я открыто признаю, что хочу быть человеком, который воплотит все твои фантазии в реальность. Но ты упорно думаешь, что я пытаюсь принизить тебя и разрушить, а не создать наши отношения. Еще сильнее ты ошибиться не могла. Объясни мне почему.

Он замолчал, прижимаясь губами к низу ее живота, затем прикусил кожу зубами… в тоже время он задел ее клитор кончиками пальцев. Сочетание удовольствия и боли было завораживающим.

Паника, гнев и страх столкнулись друг с другом, усиливаясь ее возбуждением. Несмотря на его откровенность, Ката чувствовала себя побежденной. Хантер чуть было не сломил ее волю, подталкивая ее к самому краю снова и снова. Она сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его. Но он не сдвинулся ни на дюйм.

По-хорошему она должна отказаться от подчинения ему и продолжать попытки сдерживать его. Если, конечно, не брать в расчет тот чудесный факт, что он готов был держать ее прикованной к этой постели до тех пор, пока она не расскажет ему все. Если он хотел услышать все это дерьмо, то это была лишь его ошибка.

- Я скажу тебе почему. Я когда-нибудь упоминала, что моей матери не позволено ежедневно выбирать себе одежду? Гордон настаивает на том, чтобы делать это за нее.

Брови Хантера поднялись вверх, и он лишь пожал плечами.

- Если они пара доминант-сабмиссив, то подобные правила в отношениях не редкость. Я не хочу быть Домом двадцать четыре часа семь дней в неделю, но некоторые…

- Я не знаю, является ли он Домом. Даже если и является, настоящая проблема в том, что он - мудак. Каждый день, в течении последних двенадцати лет, он говорил моей матери, что она могла бы выглядеть лучше. Все началось в тот момент, когда он стал подбирать для нее драгоценности, потому что, по его словам, у него врожденный талант к этому, которого у нее не было. Затем он начал выбирать для нее туфли, футболки, юбки, брюки. Сейчас она не может сделать и шага, не посоветовавшись с ним, потому что он убедил ее, что она без него - ничто.

Читайте также: