Связал руки и поставил на колени
Обновлено: 18.04.2024
Still действительно тихий парень. Полностью соответствует своему творческому псевдониму. Есть такая пословица английская: «Still waters run deep». Тихая вода глубока. Вот уж действительно. Никогда не думала, что столько в человеке может быть скрытого и интересного. Знакома я с ним не так уж давно – где-то полгода. Понятия не имею, какая у него основная работа. Лично я знаю его как кузнеца. Он делает совершенно немыслимо красивые тематические вещи. Кандалы, клетки, ошейники, наручники. И все своими руками. Художник и мастер в одном наборе. Живет с девушкой, она нижняя. Любит ее.
Говорит, что по натуре он доминант. Мне почему-то кажется, что он хочет подчиниться. Не ради самого подчинения. Скорее, из-за желания узнать свои границы. G ним очень любопытно. Мы подолгу говорим по телефону, когда его подруга уже спит. Я хочу его проверить на прочность. Но не знаю, как он это воспримет. С каждым новым разговором я все чаще делаю намеки: «А не отдоминировать ли тебя по-дружески?» Мне кажется, я ему симпатична.
– Слушай, Юр… Вот ты говорил, тебе иногда хочется понять, на что ты способен. Но с твоей подругой тебе это вряд ли удастся. А если с другим партнером? Ты посчитаешь это изменой?
– Нет, я не посчитаю. Но есть еще моя девушка. Она точно не поймет.
– Ты думаешь, ей обязательно об этом рассказывать?
– Ты думаешь, как я буду себя чувствовать, если солгу?
– Ты думаешь, лучше подавлять свои желания?
– Я думаю, тебе нужно приехать ко мне в гости. Сейчас. Я тебя жду.
Не знаю, как только у меня вырвалось это приглашение. Я собиралась спать – время уже 12 ночи. Не ожидала, что он согласится. Звонок в дверь. Он приехал.
Не пойму, почему все видят в нем верхнего. Мало ли – мужественная внешность. Черные волосы, карие глаза. У него же во взгляде написано: «Сломай меня».
–Слушай, Юр, я тебе говорила, что терпеть не могу слова «стоп». Но ты на него имеешь право. Потому что для тебя это новый опыт.
– Ага. Но полагаю, это крайне нежелательно?
Сидим на диване в полной темноте. Пьем чай. Меня волнует эта ситуация. Наверное, еще оттого, что для него она тоже имеет огромное значение. А я это понимаю.
– Ты не любишь, когда тебя связывают?
– Соедини руки за спиной.
Обматываю его запястья веревкой, пропускаю ее под локти, стягиваю. С таким узлом долго не просидишь. Руки начинают затекать уже минут через 15. Зажимаю его нос рукой, рот закрываю своими губами. Сначала Still не двигается и терпит. Это пока еще есть запас воздуха. Потом начинает мычать и дергаться. Через минуту его зрачки расширяются. Я вижу их в тусклом свете луны. Юра ничего не может сделать. Самое умное для него – замереть и не шевелиться. Чтобы не тратить силы. Он и не двигается. Я разрешаю сделать один короткий вздох. И снова перекрываю кислород. Повторяю так много раз. Он паникует. Он не может надышаться. Его грудь судорожно вздымается. А руки напрягаются в попытках освободиться.
– Ну-ну, спокойнее, – ласково тереблю его за щеку.
Толкаю его ногой, он падает на живот. Связываю его ноги и подтягиваю их к кистям. Беру резиновый стек.
– Тебе ведь не нужны следы на теле, да?
Есть много способов их не сделать. При этом тебе будет очень больно.
Молчит. Он меня возбуждает. Его голая спина блестит от пота. Не заставляю его снимать брюки. Мы же друзья.
Бью его по пяткам. Сначала несильно. Но он вздрагивает от неожиданности. Следующий удар резче. Still сжимает кулаки. Теперь я бью его практически со всей силы. Не жалея. Его молчание меня заводит. Заставляю оторвать подбородок от пола и держать, не отпуская. В таком положении шея заболит через минуту.
Проходит час. Ни минуты передышки. Он избегает смотреть мне в глаза. Даю ему пощечину. Бросает на меня полный ненависти взгляд. Снова замахиваюсь.
– Оксана, останови это!
Я сажусь напротив и молча смотрю на него. Главное, не развязывать сразу. Нужно дать ему время прийти в себя.
– Тебе было слишком больно? Или это обида?
– Я тебя спросила, отвечай!
– Не знаю… Эта пощечина…
– Если бы я был свободен, я бы остановил твою руку. А так… Знаешь… Резко ощутил свою беспомощность. Как будто проснулся. Я вспомнил ее. Она никогда не сделала бы мне больно. Она могла бы меня защитить. Но ее нет рядом…
Наверное, я ему сейчас завидую. Белой, но очень печальной завистью.
– Ты должен быть счастлив, что у тебя есть любовь.
– Я счастлив… Вроде как… Только такое счастье не приносит мне удовлетворения.
Глажу его по голове и попутно развязываю.
– Юр, все будет хорошо…
– Прости, что я остановил тебя.
– Ничего страшного. Мы еще повторим.
– Мы еще повторим?!
Мне хочется связать его и оставить так на несколько часов. Но для начала нужно посоветоваться с Риском. Это мой хороший знакомый. Он хозяин клуба Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки. . Знает о связывании практически все. Его излюбленная фраза – «Хороший бондаж – жесткий бондаж». Мы трепемся с ним по аське.
– Так и чего там у тебя за проблема?
– Да проблемы, собственно говоря, нет. Ты вот мне скажи: самое долгое, на какой срок тебя оставляли без движения?
– Около 12 часов. С вечера до утра.
– Был в гостях у двух девушек. В их квартире стояла кровать старого типа: с металлической сеткой. Сняв матрац, они постелили только толстое покрывало. Понятно, что это были Госпожи. Ну и я в нижней роли. Приказали лечь…
– Несколькими не очень толстыми веревками, по длине всего тела, привязали меня к этой сетке. Даже пальцы на ногах и на руках. Только голова осталась свободной для движений.
– А дальше? Быстрее!
– Ты мастурбируешь, что ли? Когда привязывали, мне не говорили, что это будет на всю ночь. А привязали и сказали. По краям головы они еще вплотную поставили пару туфель на высоком каблуке. Сказали, что к утру они не должны упасть… Ощущения немного стерлись с тех пор. Помню, что долго не мог заснуть. Само состояние не давало расслабиться. Каждой частицей тела чувствовал, что меня держат узлы. Промаявшись, все-таки заснул… Утром сразу понял, это еще не все: одна из туфель упала.
– Но ты испытал возбуждение?
– Проще сказать, когда не испытывал его. Наверное, когда уже заснул.
– Ага. А вот человек, который в принципе не возбуждается от бондажа… Как ты думаешь? Сможет так же долго пролежать без вреда для психики?
– Ну если у него не было тяжелых психологических травм в детстве… И если нет клаустрофобии… Наверняка, сможет. А что ты задумала, Оксана?
Прошла неделя. Still у меня. В ванной. Моет руки. Возвращается. Завтра мне рано вставать, я не намерена устраивать экшен. Велю ему сесть на пол. Его колени согнуты, руки заведены за спину. В таком положении я крепко связываю его мягкой веревкой. Укрываю одеялом, выключаю свет. И ложусь спать.
– Спокойно ночи. Надеюсь, ты не храпишь?
– Ты что-то хотел сказать?
Делаю вид, что сплю. Сама прислушиваюсь к его дыханию. Слишком частое. Нервничает. Этак он до утра не протянет. Расслабился бы…
Просыпаюсь от какого-то шороха. Похоже, у моего пленника критический момент. Прошло уже, наверное, часа четыре.
– Так, в чем дело? Не копайся там, ты мешаешь мне спать!
Он затихает. Засыпаю с улыбкой. Звонит будильник.
– Ура! – слышу я тихий возглас.
Тру глаза и смотрю на связанного Still-a. Какой кошмар! Как же он умудрился провести так всю ночь? Идиотский вопрос, надо признаться.
Он смотрит на меня покрасневшими глазами. Ждет, что я кинусь его развязывать. Минутой раньше, минутой позже. Пусть подождет. Иду в душ.
– Знаешь, мне никогда не было так неприятно. Я думал, что сойду с ума. Уговаривал себя потерпеть одну минуту. И еще одну минуту. Потом смотрел, как ты уютно спишь. И закусывал губы, чтобы не разбудить тебя. – Юра растянулся на диване и мечтательно смотрит в потолок. Сижу рядом, ем яблоко и внимательно слушаю.
– Оксан… Я никогда не испытывал ничего более… возбуждающего… Был какой-то непрекращающийся сабспейс.
Через месяц узнаю, что он расстался со своей девушкой. Не чувствую никакой вины.
- ЖАНРЫ 361
- АВТОРЫ 286 545
- КНИГИ 687 052
- СЕРИИ 26 273
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 630 258
Я была просто раздавлена. Саднило бедро. Но что значит боль в сравнении со страшным смыслом происходящего! На моем теле — клеймо! Вот что потрясло меня до глубины души.
Боль пройдет, клеймо — никогда. Останется со мной до конца дней моих. Отныне в глазах всех я уже не та, что прежде. Клеймо сделало меня иной. Что оно означает? Подумать страшно. Что представляет собой девушка с таким клеймом на теле? Только одно.
Я — Джуди Торнтон. Талантливая студентка-словесница престижного женского колледжа. Поэтесса. Как же случилось, что я здесь, в чужом мире, лежу связанная, с клеймом на теле?
Глава 1. ОШЕЙНИК
Я лежала в теплой траве. Левой щекой, животом, бедрами ощущала каждую согретую солнцем ласковую зеленую травинку. Потянулась всем телом, до самых кончиков пальцев. Поспать бы еще! Так не хочется просыпаться. Солнце припекает спину, жарит вовсю. Я зарылась поглубже в траву. Левая рука откинулась в сторону. Пальцы коснулись теплой земли между травинками. Глаза закрыты. Изо всех сил оттягиваю пробуждение. Не выбираться бы из постели! Медленно, с трудом возвращалась я к реальности. Не хочу выбираться из постели! Вот бы еще понежиться, погреться. Я повела головой. На шее — будто какая-то тяжесть. Послышалось негромкое позвякивание — словно, лязгая, трутся друг о друга тяжелые металлические звенья.
Все еще в полудреме, не открывая глаз, я поворачиваю голову в другую сторону. И опять что-то давит шею — что-то круглое, тяжелое. Снова этот негромкий металлический звук перекатывающихся звеньев.
Я приоткрыла глаза — чуть-чуть, чтобы не ослепнуть от яркого света, — и увидела траву. Зеленые травинки колыхались у самых глаз, расплывались, казались непривычно широкими. Пальцы зарылись в теплую землю. Яоткрыла глаза. Меня прошиб пот. Надо просыпаться! Проглотить завтрак, мчаться на занятия. Наверно, уже поздно. Скорее, надо спешить!
И тут я вспомнила. Вспомнила окутавший рот и нос кусок ткани, вспомнила незнакомый резкий запах, силу держащего меня мужчины. Как беспомощно пыталась я вырваться, как он сдавил меня железной хваткой. Меня обуял ужас. Я старалась не дышать. Боролась изо всех сил — бесполезно. Кровь стыла в жилах. Я и не подозревала, что человек может быть так силен. Он проявил терпение, не спешил — ждал, когда я вздохну. Я так старалась не дышать, но что я могла сделать? Истерзанное тело отчаянно жаждало воздуха, и вот наконец я не выдержала, вдохнула полной грудью, и в легкие заструился удушливый дым. Тошнотворные пары неудержимо заполняли тело — не выдохнешь, не увернешься. Накатила дурнота, я потеряла сознание.
Я лежала в теплой траве. Ощущала ее всем телом. Я должна выбраться из постели. Позавтракать на скорую руку, мчаться на занятия. Наверняка уже поздно. Надо спешить.
Я открыла глаза. Меньше чем в дюйме колышутся травинки. Я чуть приоткрыла рот, трава коснулась губ. Я прикусила травинку, на язык брызнула капля свежего сока.
Снова зажмурилась. Ну, очнуться, скорее! Вспомнилась ткань, сильные мужские руки, запах дыма.
Пальцы вонзились в землю, царапали, скребли ее. Под ногти набилась грязь. Я подняла голову и закричала Нет, это не сон: я лежу в траве, опутанная цепью. Я села. И тут же поняла: я голая! Шею оттягивает что-то круглое и давящее. По груди к бедру свешивается пристегнутая к ошейнику тяжелая цепь.
— Нет! Нет! — вырвалось у меня. — Нет!
С криком вскочила я на ноги. Цепь с грациозной мощью струилась вслед за ошейником. Ошейник оттягивал шею, давил на позвонки. Цепь легла между ног, за левой икрой и вдруг приподнялась. Я в ужасе рванулась в сторону. Попробовала через голову стянуть с себя ошейник. Вертела, дергала, снова пыталась стащить через голову. Расцарапанное горло болело. Я изо всех сил задрала подбородок. Надо мной — сияющее голубое небо, ослепительно белые облака. Ошейник не поддавался, сидел как влитой. Между тяжелым кольцом и шеей едва удавалось просунуть палец. У меня вырвался стон. Нет, ошейник мне не стянуть. Не для того он сделан, чтобы его можно было снять. Обезумев, позабыв обо всем, кроме цепи и дикого своего страха, я бросилась бежать — рассудку вопреки — и тут же, раня ноги, запуталась в цепях. Оказавшись на коленях, я схватилась за цепь и с плачем принялась вырываться изо всех сил. Безжалостно тянула, рвала цепь, ошейник мучительно врезался в шею. Цепь тянулась к огромному бесформенному обломку гранита. Кольцо на ее конце соединялось с закрепленной на камне пластиной. Камень внушительный: футов двенадцать в ширину, а высотой — около десяти. Примерно посередине, на высоте около фута, в камне высверлены отверстия и на четырех болтах закреплена пластина с кольцом. Может, эти болты проходят через весь камень, а на другой стороне заклепаны? Откуда мне знать? Стоя на коленях, я тянула цепь. Плакала. Кричала. И снова тянула. Изранила руки, но не сдвинулась и на четверть дюйма. Меня приковали к скале.
Руками держась за цепь, я со стоном поднялась на ноги. Огляделась. Моя гранитная глыба одиноко высится среди широкой, поросшей травой холмистой равнины. Ни следов, ни дорог. Других скал поблизости не видно. Ничего — до самого горизонта, — только ласковый ветерок чуть колышет траву, только необычно белые облака и голубое небо. Я одна. Печет солнце. За моей спиной — скала. Обнаженное тело ласкает ветер, но не сильный: пластина закреплена на подветренной стороне скалы. Интересно, в какую сторону здесь чаще всего дует ветер? Может, пластину с цепью специально расположили так, чтобы защитить от ветра прикованную к скале узницу (которой неожиданно оказалась я)? Я вздрогнула.
Одна. Совершенно голая. Я, хрупкая, белокожая, прикована цепью к огромной скале среди бескрайней равнины.
Я глубоко вздохнула. Никогда еще в мои легкие не вмещалось столько воздуха. И хоть шею сжимал ошейник, я откинула голову назад. Закрыла глаза. Жадно пила этот воздух. Разве опишешь это чувство? Разве объяснишь тому, кто сам такого не изведал? Так просто — каждый вдох дарит радость. Воздух чист и прозрачен. Свежий, бодрящий, он кружил голову, искрился, пьянил живительным кислородом. Дивный воздух, еще не отравленный губительными людскими испарениями, ядовитыми дымами заводов и автомобилей, — воздух юного мира, не знающего непрошеных сомнительных даров цивилизации. Тело переполняла ликующая радость жизни. Всего лишь глоток чистого кислорода — и вот, почти мгновенно, обострились все чувства и мысли. Кому не доводилось вдохнуть воздух чистого, не тронутого цивилизацией мира, тому меня не понять. Да и тот, чье тело знает лишь этот воздух, тоже, пожалуй, подобной радости не оценит. Если ты не дышал здешним воздухом — радость жизни тебе незнакома.
Но я одна. И мне страшно.
Я — в неведомом мире, огромном, незнакомом, чистом, сияющем и пустом. Вокруг — бескрайние луга. Я и не знала, что у травы есть запах. Такой свежий, чудесный. Как обострились все чувства! От избытка кислорода кровь быстрее бежит по жилам. Вдруг обнаружилось: я различаю запахи, что прежде от меня ускользали; я словно открыла для себя новое измерение. Я и сейчас думаю, что здесь моему телу нет нужды сражаться с окружающим миром, гнать его от себя, беречь от него сознание — чтобы не свел с ума. Этот мир так чист, не затронут загрязнением — вот где человек может слиться с природой, не прятаться от нее за крепостными стенами, не чувствовать себя чужаком, который крадется, не смея вздохнуть, под покровом ночной темноты по вражескому стану. В здешнем кристально чистом воздухе зрение тоже стало острее. Здесь я вижу дальше и отчетливее, чем в родных краях, среди клубов смрадного дыма. Как же далеко меня занесло от такого знакомого серого загаженного мира! А ведь и там бывали дни, когда воздух вдруг радовал чистотой, я надышаться не могла его свежестью. Как же мало я знала тогда! Как была глупа. В том воздухе просто оказывалось чуть меньше дыма, чуть меньше смрада — это выглядело лишь напоминанием о том, каким может быть мир. Обострился и слух. Вот, легко касаясь травы, пробегает по равнине ветерок, колышет поблескивающие в солнечном свете былинки. Даже цвет стал ярче, глубже, насыщеннее. Живая, буйная зелень травы, глубокая голубизна неба — неужели бывает такое небо на свете? Облака — белые, четко очерченные — вздымаются в вышину, мгновенно, точно Протей, меняют форму, несутся, гонимые ветром, то выше, то ниже, то медленно, то быстро, то парят огромными величественными белыми птицами, плывут по небесной реке. Обнаженное тело тронул ветерок. Я вздрогнула. Во всем теле, в каждой его клетке пульсировала жизнь.
Да, не сегодня. За это он был ей благодарен.
— В таком случае, пойдем.
С коротким поклоном он открыл перед ней двери своей комнаты. Она переступила порог, впервые в качестве жены. Не сдержавшись, сцепила руки перед собой в замок, но тут же опомнилась и опустила их вдоль тела. Глаза ее по привычке уперлись в ковер.
Граф закрыл за собой двери. При виде несчастной, напряженной жены, в нем поднялись все его темные страсти, но он умел держать их в узде и выпускать на свободу постепенно. И потому он не стал подходить к ней. Вместо этого сначала налил себе вина. С бокалом в руке подошел к Джоанне. Невинная невеста, да и только. Он усмехнулся, смочил палец в вине и этим пальцем не спеша провел по ее верхней губе. Джоанна тяжело сглотнула.
— Посмотри на меня, — приказал он. Она подняла на него свои тревожные глаза. Он снова смочил палец в вине и провел по ее второй губе. Теперь ее рот был расслаблен, а губы мягкими. Он не стал сдерживать свое желание поцеловать эти губы. Возможно, впредь ему придется сдерживать множество своих желаний, но к чему избегать поцелуев? Да, они свидетельствуют о некоторой нежности, о близости, но он не боялся этого. В одной руке у него был бокал, другую он положил на талию Джоанны, не для того, чтобы прижать женщину к себе и вовсе не для того, чтобы помешать ей вырваться, если вдруг она захочет этого, а для того, чтобы почувствовать ее настроение.
Ее губы отвечали на его поцелуи, а напряжение уходило из ее тела. Довольный результатом, он отстранился и несколько холодно улыбнулся. До сих пор у него не было никаких планов на брачную ночь, но во время поцелуя множество разных видений заполонили его мозг, и некоторые из них он собирался воплотить в жизнь в эту ночь.
Он помог ей снять конструкцию.
— Руки за спину, — шепотом приказал он, проведя указательным пальцем по ее щеке.
Он достал из ящика давно припасенные черные ленты. Одной из них связал ее запястья за спиной. Другой закрыл ей глаза. Третью обвил вокруг ее шеи, благоразумно оставляя припуск, и спустил за спиной к запястьям. Контраст белоснежного подвенечного наряда и черных лент был совершенен.
Джоанна поначалу испугалась, когда он завязал ей глаза, потому что ей не нравилось находиться в неведении относительно его чувств и намерений, но он сделал это не очень тщательно, так что осталась небольшая щель, в которую она могла подглядывать. В эту щель Джоанна могла разве что следить за его передвижениями по комнате, что, впрочем, не давало ей никаких преимуществ, ведь она не собиралась убегать от него. И все равно так ей было намного спокойней.
Она увидела, что его ноги двинулись по направлению к креслу, потом услышала, как он садится.
— Подойди ко мне. Достаточно. Встань на колени. Голову опусти на пол.
В этот раз он остановил Джоанну, прежде чем она встала между его ног. Она устроилась на полу так, как он сказал, старательно прогнувшись в спине. В этой позе, она знала, главной была попка. Эта поза, впрочем, давала ей одно преимущество: повернув голову, теперь через щель в своей повязке она могла видеть его лицо.
Повисло минутное молчание, но Джоанна не беспокоилась по этому поводу. Она знала, что граф наслаждался зрелищем.
Он потянулся, схватил ее юбки и откинул их на спину Джоанны, чтобы открыть для себя более интимный вид. Под платьем оказались только чулки, без всяких панталон. Он усмехнулся.
Джоанна не поняла, остался он доволен или нет.
— Ты весь день проходила в таком виде?
— Нет, милорд. Я сняла панталоны в последний раз, когда была в дамской комнате.
— И никто ничего не заметил?
— Надеюсь на это, милорд.
— Я не заметил, даже когда освобождал тебя от этого сооружения, — он кивнул в сторону кринолина.
Джоанна не знала, намеренно он успокоил ее или случайно, но его слова разрешили по крайней мере одно из сомнений в ее душе.
— Раздвинь ноги пошире, — услышала она и неторопливо выполнила указание. Стоило Джоанне пошевелиться, лента, накинутая на шею, натянулась, напоминая о своем присутствии. Она перевела дыхание. Граф ногой приподнял ее руки у нее за спиной, заставляя Джоанну прогнуться еще сильнее. Она не поняла, зачем он это сделал. С одной стороны, возможно, чтобы усилить ее неудобное положение. С другой стороны, так лента на шее меньше натягивалась и даже провисала.
Его нога переместилась на ее попку. Она почувствовала, как граф гладит ее ногой, и подумала, что должна была при этом почувствовать унижение, но ничего подобного не произошло.
— Повернись ко мне, — приказал он. Не поднимаясь с пола, Джоанна неловко развернулась. Раньше она стояла к нему боком, теперь вынуждена была повернутсья задом.
Его ладони легли на ее обнаженную плоть. Кажется, такая поза была любимой у ее нового мужа: чаще всего он играл с ней и брал ее именно так, сзади. В общем, ничего страшного.
Почувствовав ставшие уже привычными прикосновения его пальцев, Джоанна окончательно расслабилась. Да, сегодня он играл с ней чуть дольше обычного и к тому же завязал ей глаза, но так и не сделал ничего по-настоящему ужасного. Стоило ли бояться?
Через некоторое время он принялся не спеша освобождать ее от лент. Снимая повязку с ее глаз, он приподнял ее подбородок и внимательно посмотрел в ее глаза, пытаясь оценить ее реакцию на сегодняшнюю ночь. Джоанна часто моргала, не улыбалась, и он так и не смог понять, о чем она думает.
— Благодарю вас, милорд, — на всякий случай произнесла Джоанна, не поняв, чего он ждет от нее. Он криво усмехнулся, и Джоанна поняла, что не угадала. Но он тут же поцеловал ее в губы, медленно и со вкусом, не дав ей времени подумать о своей ошибке. После этого поцелуя ей захотелось повторить свои слова, теперь уже искренне, но она не посмела. Облизнула губы и промолчала. Граф, впрочем, прочитал ответ в ее глазах.
Он принялся раздевать ее, пользуясь каждым удобным случаем, чтобы как следует рассмотреть и потрогать то, что открывалось ему. Джоанна не смущаясь, спокойно, поворачивалась, поднимала руки и ноги, не пытясь помешать ему. Раздев ее догола, он с сожалением провел пальцем по ее обнаженной спине.
— Где твоя ночная рубашка?
— Надень ее и возвращайся ко мне.
Через десять минут, поспешно приготовившись ко сну, она вернулась в его покои. Ее муж находился в постели, задумчиво глядел в потолок. Джоанна остановилась на пороге, он повернул голову в ее сторону.
— Иди сюда, — позвал он. Джоанна забралась в кровать с другой стороны и легла под одеяло, устроившись на расстоянии от него, уложив руки поверх одеяла, словно бесчувственная кукла. Граф усмехнулся, перекатился к ней и поцеловал ее в губы. Потом посмотрел ей в глаза. — Ты не возражаешь против того, чтобы спать со мной?
Он едва заметно поморщился и ничего не сказал, кроме «хорошо», но она поняла, в чем ее ошибка, и дала себе зарок в следующий раз в подобной ситуации назвать его не милордом. Но… по имени? Нет, это немыслимо. Гримстон? Нелепо. И что остается? Милый? Любимый? Нет, нет, нет…
Оказалось, что засыпать вдвоем очень просто и даже приятно.
Разбудило графа жалобное поскуливание. Спросонья он подумал было, что дети притащили в дом щенка, который позже убежал от них и потерялся. Открыв глаза, он понял, что за окном еще ночь и что звук доносится с кровати. Когда же поскуливание повторилось, он окончательно осознал, что исходит оно от женщины, лежащей рядом с ним в кровати.
Он склонился над ней.
Она только еще больше свернулась клубочком, обхватив себя руками и снова жалобно заскулила. Он подумал, что, возможно, ночью как-то умудрился обидеть ее во сне. Он никогда не видел ее такой жалкой.
— Джоанна… — он осторожно коснулся ее плеча. Она вскрикнула в полный голос, дернулась, как от удара, и села на постели, тяжело дыша.
— Джоанна… — снова позвал он. Она огляделась.
— О-о-о… — тихонько выдохнула она, и с этим звуком из нее будто разом ушел весь воздух. Итак, это не из-за него, ибо осознав, кто находится рядом с ней, она расслабилась. — П-простите, пожалуйста. Я… я, наверное, разбудила вас.
— Очнулась? Вот и ладненько, — глухо произнес один. — Как-то неинтересно с бревном развлекаться.
Оля была ошеломлена, не понимала, что происходит, кто эти люди. Крупная дрожь сотрясала ее тело. Руки, связанные уже скотчем, болели. Она языком толкала тряпку, но не могла от нее избавиться. Глаза наполнились слезами. Они потекли к вискам, девушка сразу захлюпала носом, и дышать стало еще труднее.
— Начинай. Вдруг кто увидит, — произнес глухой голос.
Неизвестный с синими глазами деловито положил руки на колени девушки. Поняв, что он хочет сделать, Оля замычала, замотала головой, задергала ногами и руками, стараясь попасть по обидчику. Происходящее походило на кошмар. Насильник, пыхтя, преодолевая сопротивление, раздвинул девушке бедра, но Оля снова сжала ноги.
— Держи сучку! Какого хрена стоишь?
Тяжелое мужское тело навалилось ей на грудь, придавило к земле. Оля боролась изо всех сил, но задыхалась, поэтому была слабой. Она чувствовала, как второй рвет колготки, срывает с нее трусики. И вдруг он остановился, замер, прислушиваясь к лесным звукам. Оля задержала дыхание: небольшая пауза всколыхнула в душе надежду, что насильник одумается.
Но зря. Что-то твердое стало вонзаться ей в плоть. Оля дергалась, но насильник не отступал. Он резко схватил ее за бедра и прижал их к животу. Сложенная практически пополам, Оля не могла даже пошевелиться. В такой позе он наконец проник внутрь, и дикая боль пронзила ее тело. Оля изогнулась в немом крике, но жесткие ладони крепко сжимали ее ноги.
Сколько продолжалась эта пытка, Оля не знала. Ей казалось, что в нее вбивают бревно, с каждым ударом все глубже и яростнее. Иногда инструмент насильника выскакивал наружу, Оля с всхлипом вздыхала, а потом он снова вонзался с удвоенной силой. Тело вздрагивало от каждого толчка, вибрировало и тряслось. Насильник над девушкой сопел, обливался потом, полукружиями расплывавшимся по маске. Сильный запах горячего мужского тела, смешанный со знакомым парфюмом, бил в нос, и инстинкт самосохранения заставлял Олю отворачиваться, часто дышать, чтобы избежать приступа рвоты, от которого она могла захлебнуться.
Напавший с каким-то злобным наслаждением выполнил свою работу и наконец затрясся, застонал. Оля почувствовала, что давление внутри живота исчезло вместе с остатками острой боли. Мужчина еще секунду полежал, тяжело дыша и приходя в себя, потом откатился на бок и встал. Оля со стоном опустила затекшие ноги, надеясь, что экзекуция закончилась, а она осталась жива. Она оперлась на локти и стала отползать в сторону.
Но опять ошиблась. Насильник схватил ее за ногу и притянул к себе, расцарапав нежную кожу о еловые иголки, ковром устилавшие землю.
— Теперь ты, — приказал он напарнику, застегивая джинсы. Тот нерешительно засопел и сделал шаг в сторону. Тогда первый толкнул его к девушке.
— Не могу, — сдавленно произнес второй и подался назад. — Страшно.
— А на кулак нарваться не боишься? Давай!
— У меня и желания нет, — отказывался второй.
Оля слушала их перепалку с ужасом и молила Бога, чтобы кто-нибудь догадался, где она, и пошел ее искать.
— А так будет? — одним рывком насильник перевернул девушку на живот, поставил ее на колени. Он с силой провел по внутренней стороне ее бедер ладонями, потер пальцами больное место — Оля снова затряслась от ужаса и страха, потом похлопал по обнаженным ягодицам.
— Давай! По-собачьи. Можешь и вторую дырку расковырять. Разрешаю. Не бойся. Так она в глаза смотреть не будет.
Оля задергалась, замычала, но сильные руки прижали ее к земле, чуть не придушив от усердия. В полуобморочном состоянии она почувствовала, как что-то вяло прикасается к коже ее бедер, потом наливается и поднимается выше. Второй насильник скользнул в разорванную плоть легко, почти не причинив боли, но Оле уже было все равно: она потеряла сознание от недостатка воздуха.
Второй раз она очнулась от неприятного ощущения: ей казалось, будто сотни маленьких существ бегают по телу, оставляя жгучую боль. Она открыла глаза: летнее солнце уже поднялось над горизонтом и мгновенно ослепило. Дышать стало легче. Оля подняла по-прежнему связанные руки — кляп исчез.
Прошло два года. На второй день приезда Серёжи Тётя снова истопила баню и привела детей мыться. Первым делом тётя попарила детей у себя на бёдрах. Сначала уложила Серёжу и похлестал его веничком, потом легла Люда и тоже получила свою порцию веничного прогрева. Попарив детей, тётя встала, поддала ковшиком горячей воды на камни печи и устроила себе веничную экзекуцию, да такую, что берёзовые листья летели по сторонам.
Серёжа сидел с Людой на скамейке и с любопытством смотрел как хлещется тётя Тамара. Скамейка нагрелась и Серёжа стал ерзать на ней. Это заметила сестра и хлопнув по своим бёдрам, пригласила семилетнего братика к себе на колени. Серёжа вопросительно взглянул на Люду и пожал плечами. В городе, Серёжа не видел нигде: ни дома, ни в школе, ни в транспорте, чтобы мальчики его возраста сидели у девочек на коленках. Все сомнения решила Людочка, взяв руками подмышки и пересадив его к себе на бёдра боком.
Колени сестры тоже были горячими, но не так как деревянная скамейка. Со всех сторон Серёжу объяло ласковое тепло. На коленках сестры сидеть почему-то было приятнее, чем у тёти. Может, это было чувство лёгкой стыдливости, оттого что он сидит на коленях девочки, которая его старше всего на два года? Но приятность эта разливалась внизу между ногами, а еще точнее, в маленькой трубочке, которой он писает. Люда ещё ближе притиснула его к себе и покачала его на коленках, а Серёжа положил ей руку на плечо. Тётя, закончив хвостаться веником, с улыбкой смотрела на них. Люда спустила наконец -то Серёжу с колен и взяла его за руку, вывела из парной.
Пока тётя готовила воду, дети баловались. Девочка подняла мальчика сзади и покружила. Серёже опять стало приятно: голая спина и попка его чувствовала шёлковую горячую кожу своей сестры. Серёжа заметил, что его писюлька стала чуть больше, вытянулась в длину. Тётя снова разрешила Люде помыть Серёжу. Тётя помогла Люде помыть волосы и спину и занялась мытьём самой себя. Люда приготовила таз воды, намылила мочалку и стоя начала мыть Сёрёжу. Начала с головы. Дома его в ванне мыла мама, а здесь девочка. Но чувство лёгкого стыда окончательно ушло. Ласковые и ловкие её пальчики перебирали волосы. Серёжа немного даже опустил голову, чтоб сестрёнке было удобнее мыть голову.
Серёжа думал, что сестричка опять заведёт его меж коленок, но Люда предложила братику упереться руками о скамейку и стала натирать его спину мыльной мочалкой, прикасаясь бёдрами к попке. Серёже это показалось приятным. Бёдра девятилетней девочки, отметил Серёжа, заметно отличались от бедер мальчиков этого возраста. Они пошире и круглее. Закончив мыть спину братика, Люда зачерпнула ковшиком воду из тазика и облила туловище. Осталось домыть ягодицы и ноги Серёжи. А он, предвкушая удовольствие очутиться снова на руках сестры, заранее поднял руки и обнял её за шею.
Люда обхватила братика за пояс , приподняла его и поставила на скамейку. Серёжа чувствовал её пальчики, когда она водила мочалкой по его попке и паху. Когда сестра брала его ногу, чтобы вымыть подошву, он держался за ее плечо. Увидев его поднявшийся маленький член, Люда улыбнулась и легонько, шутя шлепнула его тёплой маленькой ладошкой. Серёжа воспринял это за сигнал о завершении процедуры. Он наклонился к девочке и обнял её за шею. Люда обняла его за попку, прижала к себе и оторвала от скамейки. Серёжа снова сидел на руках своей девятилетней сестрёнки. Крепко обнимая плечи любимой сестрёнки, он склонил голову ей на плечо.
Покачав братика на руках, Люда поставила его на ноги. Взяв за руку, она вывела Серёжу в предбанник одеваться. Здесь Люда опять подняла Серёжу на скамейку, сама залезла на неё и стала обтирать братика большим махровым полотенцем. Обтёрлась сама. Отложила полотенце в сторону, слезла со скамейки и помогла мальчику надеть трусики. Попадая ногой в трусики, Серёжа держался одной рукой за плечо Люды. Брючки он одел сам, также держась за плечо сестры. После того, как он одел майку и рубашку, Люда наконец- то занялась собой. Одевшись, девочка сняла братика со скамейки на пол и, взяв за руку повела из бани на улицу. Спросив согласия Серёжи, Люда снова подхватила его под бёдра и понесла на руках как куклу. У дома она спустила его на землю.
Прошло ещё два года. В предыдущем год Серёжа был отправлен в пионерский лагерь. От пионерского лагеря у него остались некоторые впечатления. Серёжа участвовал в конкурсе девочек из старшего отряда. Двенадцатилетние девочки соревновались за звание «лучшая нянечка». Необходимо было накормить малыша и укачать его на руках. «Малышей» конкурсантки выбирали сами из младших отрядов. Худенький и невысокий Серёжа тоже был замечен и выбран в качестве «малыша».
Катя, плотная с русой косой девочка, немного похожая на его Люду, была выше его только на голову. Девочки посадили малышей себе на колени и начали кормить. Конечно, не всем повезло с подопечными. Некоторые малыши упрямились и отказывались есть кашу. Серёжа не стал упрямиться и, чтобы помочь своей партнёрше, охотно открывал рот. Благодарная девочка целовала его в щёчку после каждой съёденной порции. Конечно -же они сразу выбились в лидеры конкурса. Серёжа быстрее всех съел кашу и откинулся на грудь партнёрши, а она покачав его на бёдрах некоторое время, захватила рукой по д его колени поднялась со стула. Сёрёжа очутился у неё на руках.
Он приник к ней и, обняв руками за шею, закрыл глаза. Разомлев от сытости и других приятных чувств, он и на самом деле уснул. Счастливая от предвкушения победы, девочка с умилением посмотрела на спящего на её руках девятилетнего малыша, покачала его и передала Серёжу его вожатой. Катю наградили за победу медалью «лучшая няня», цветами и коробкой конфет. Конфетами она потом угощала Серёжу. Она стала ему старшей подружкой и опекала до конца смены. Катя во время пеших прогулок водила за руку, а в транспорте держала его на коленях. Так как жили они в одном городе, возвращались из пионерлагеря тоже вместе, в одном автобусе. Расставаясь с Серёжей, она подхватила его на руки, поцеловала и подержав с минуту на руках опустила на землю.
А сейчас он снова встретился с любимой сестричкой. Люда тоже ждала его приезда. Во время его отсутствия она, конечно, нянчилась с младшими братишками своих одноклассниц. Все они отметили её как ласковую нянечку. Она пробовала покружить даже мальчиков на год младше себя и брала их на колешки. Но лучшие взаимоотношения были у неё с Серёжей. «Моя куколка» негласно, в душе, называла она его. Ей был приятен даже запах его пота.
При встрече Серёжа прыгнул на милую его сердцу сестричку и повис у неё на шее. Люда на голову оставалась выше его. Она в ответ прижала его к себе и, шутливо спросила, пойдёт ли он с ней в баню. Серёжа ничего не ответил, лишь сильнее прижался к Люде. На следующий день тётя истопила баню и приготовила бельё на себя и детей. Предварительно она спросила у Люды, помоет ли она Серёжу, не будет ли она стесняться подросшего мальчика или лучше это сделать тёте. Люда ответила, что если Серёжа не будет стесняться, то и у неё не будет стеснения.
Серёжа в это время гонял мяч. Люда пошла за ним. Она поиграла с ним в мяч, а потом, улучив момент, обняла его сзади и покружила. Когда Люда предложила Серёже идти с ней в баню, он помолчал немного, так как дома в ванной он уже мылся сам, но согласился с условием, что будет мыть себя сам. Они пошли в баню, взявшись за руки, но через пару шагов Сережа поскользнулся, и ласковая сестрёнка подхватила его на руки.
В предбаннике, Люда, заметив некоторое смущение Серёжи при снятии одежды, предложила взаимное раздевание: Серёжа снимает с неё одежду, а она раздевает его. Мальчику это понравилось и он, войдя между бёдер девочки,( она сидела) довольно ловко и быстро снял с неё футболку. Она тоже стянула с него футболку и подставила мальчику свою спину, так как чтобы снять лифчик, ему нужно расстегнуть застёжку. Ловкие пальчики Серёжи быстро справились и с застёжкой. Взору его открылись маленькие, ещё только начинающиеся наливаться прелестью грудки. Серёжа, глядя на Люду, робко протянул руки и погладил их. Однако она прижала его руки к своей гордости, в её взгляде сквозило смущение.
Но еще большее смущение поразило Серёжу, которому предстояло снять штаны с девочки. Никогда он даже не представлял, что ему позволит раздеть себя девчонка, которая к тому же старше его. Заметив его смущение, Люда придвинула его руки к пуговицам на брючках. Ещё раз, окинув полуобнажённую Люду взглядом, он расстегнул пуговицы и, обняв торс девочки, стащил с неё штаны. Немного схитрив, как бы нечаянно, Люда стащила с Серёжи вместе со штанами и трусы. Плавки с себя она сняла сама, да Серёжа и не противился. Во первых ему достаточно оказалось снять с девочки штаны, даже встала торчком его трубочка, а во вторых Серёжа увидел её красивое обнажённое тело. Он видел, конечно, полуголых, в трусиках, девочек на пляже в лагере, но его Людочка с полноватыми круглыми бёдрами оказалась куда как прекрасней.
Серёжа и Люда пришли в парилку. Люда плеснула ковшиком кипятка на раскалённые камни, детей окутал горячий пар. Серёжа ждал, что она сейчас сядет на скамейку и посадит его на колени, но Люда усадила младшего брата на скамейку и села к нему на колени, обняв за шею. Серёжа предложил ей поиграть в игру «на кочках», в которую он играл с одноклассницами на переменах. Игра заключалась в следующем: девочки садили кого- нибудь к себе на коленки трясли коленями, изображая кочки и неожиданно раздвигали бёдра, роняя сидящего в «ямку».
Минут пять Люда попрыгала на его коленках. А потом настала очередь Серёжи падать в «ямку». Она села на скамейку и хлопнув по своим бёдрам, с улыбкой пригласила братика сесть на коленки. Серёжа прельстился голыми красивыми ножками своей двенадцатилетней сестры и присел к ней на самые кончики коленей. Люда придвинула его теснее к себе, поиграла с ним в игру «по кочкам», попросив привстать, положила колено на колено, а наверх опять посадила братика. Вставший членик мальчика свидетельствовал, что Серёжа испытал наслаждение, сидя голой попкой на горячем бедре сестры.
Насидевшись и напарившись вдоволь, дети пошли мыться. Серёжа попросил сестру покружить его. Люда сзади обняла его, приподняла и крутнула пару раз, потом подняла его спереди и покружила. Серёжа млел от удовольствия, соприкасаясь с обнажённым телом девочки. Голову каждый мыл себе сам, а потом Люда намылив мочалку, опять предложила брату мыть друг друга и, не дожидаясь ответа, упёрлась руками в скамью, чтобы братик помыл ей спинку.
Серёжа, держась за нижнюю часть спины, начал осторожно покрывать спину мылом. Его членик касался попки девочки. Люда, краснея от смущения, терпела несколько минут и, дождавшись, когда мочалка стала действовать в нижней части спины, поднялась и предложила Серёже наклониться.
Серёжа упёрся руками в скамейку, отпятив попку, а сестрёнка, намылив жирно мочалку, стала тереть его спинку. Серёжа чувствовал ягодицами нежную горячую кожу паха и бёдер сестрёнки. Его членик напрягся, на самом кончике выступила капелька прозрачной жидкости. В отличие от Люды, Серёжа готов был так стоять вечность, лишь бы голое тело девочки соприкасалось с его телом. Заодно Люда решила помыть у него и нижнюю часть тела.
По приказу сестры мальчик выпрямился, а она, подняв, поставила его на скамейку и прошлась мыльной мочалкой по ягодицам и ногам. Ловкие девичьи ручки сновали между ногами мальчика и, когда она случайно задевала и так уже возбуждённый членик, словно маслом по сердцу проводили по сердцу Серёжи. Помыв нижнюю часть Серёжиного тела, и доставив ему немало приятных минут Люда снова обхватила братца за пояс и сняла со скамьи.
В предбаннике, обтерев друг друга полотенцами. они затеяли игру со взаимным одеванием. Сначала Серёжа, сижа на корточках надел Люде трусики, пока она стояла, держась за его плечо. А когда сестра тоже, опустившись коленками к полу, надевала ему трусы, он держался обеими руками за ее плечи. За трусами последовали шорты. Людочка расширила в них отверстия и, взяв за лодыжку, направила ногу братика в штанишки. Одев друг друга, Люда и Серёжа вышли из бани взявшись за руки. Через пару шагов Серёжа попросился на руки и девочка, обняв за ягодицы, подняла девятилетнего мальчика на руки и так несла до самого дома.
Читайте также: