Оборвалась нитка не связать края

Обновлено: 01.05.2024

К 30-летию Клуба Русских Писателей Нью-Йорка. Виктор Аркадиевич Урин. (1924-2004). Поэт-фронтовик. Инвалид. С изувеченной правой рукой объездил в 50-е 60-е годы весь советский союз на автомобиле. В 70-е уехал в Америку. До последних дней был полон проектов и юношеского задора…. Читайте в комментарии его фронтовое стихотворение "Лидка"

Фронтовое стихотворение, сделавшее Виктора Урина знаменитым:

Оборвалась нитка – не связать края.
До свиданья, Лидка, девочка моя!
Где-то и когда-то посреди зимы
Горячо и свято обещали мы:

Мол, любовь до гроба будет все равно,
Потому что оба мы с тобой одно.
Помнишь Техноложку*, школьный перерыв,
Зимнюю дорожку и крутой обрыв?

Голубые комья, сумрачный квартал,
Где тебя тайком я в губы целовал?
Там у снежной речки я обнял сильней
Худенькие плечики девочки своей.

Было, Лидка, было, а теперь – нема…
Все позаносила новая зима.
Ах, какое дело! Юность пролетела,
Лидка, ты на фронте, там, где ты хотела…

Дни идут окопные, перестрелка, стычки…
Ходят расторопные девушки-медички.
Тащат, перевязывают, поят нас водой.
Что-то им рассказывает парень фронтовой.

Всюду страх и смелость, дым, штыки и каски.
Ах, как захотелось хоть немножко ласки,
Чтоб к груди прильнули, чтоб обняться тут…
Пули – это пули, где-нибудь найдут.

Что ж тут церемониться! Сердце на бегу
Гонится и гонится – больше не могу.
…Ты стоишь, надевшая свой
халат больничный,
Очень ослабевшая с ношей непривычной.
Ты ли это, ты ли с дочкой на руках?
Почему застыли искорки в глазах?
Почему останутся щеки без огня?
Почему на танцы не зовешь меня?
Почему не ждала? Почему другой?
Неужели стала для меня чужой?

Я стою растерянно, не могу понять,
Лидия Сергеевна, девочкина мать.
Я стою, не знаю, как найти слова…
- Я ж не обвиняю, ты во всем права.

Может быть, сначала все начнем с тобой.
Лида отвечала: — Глупый ты какой…
То, что было в школе, вряд ли нам вернуть,
А сейчас — тем более, так что позабудь.

Вспоминать не надо зимнюю дорожку,
Как с тобою рядом шли мы в Техноложку*
И у снежной речки ты прижал сильней
Худенькие плечики девочки своей…

Было, Лидка, было, а теперь – нема…
Все позаносила новая зима.
Оборвалась нитка, не связать края…
До свиданья, Лидка, девочка моя.

* — Технлогический институт (харьковский жаргон)

Helen: А взгляд . да….
Виктор Аркадевьич, постоянно что-то придумывал: журналы,
конкурсы, турниры, читал лекции… Вручал награды… кто-то считал это причудами, кто-то посме6ивался, но то, что он был живее" многих, годящихся ему во внуки и все время "искал" -
не отнять

Автор разрешил комментировать свои работы только пользователям сайта

Ян Андерсен запись закреплена

Виктор Урин запись закреплена

Лидка
Оборвалась нитка – не связать края.
До свиданья, Лидка, девочка моя!
Где-то и когда-то посреди зимы
Горячо и свято обещали мы:

Мол, любовь до гроба будет все равно,
Потому что оба мы с тобой одно.
Помнишь Техноложку, школьный перерыв,
Зимнюю дорожку и крутой обрыв?

Голубые комья, сумрачный квартал,
Где тебя тайком я в губы целовал
Там у снежной речки я обнял сильней
Худенькие плечики девочки своей.

Всюду страх и смелость, дым, штыки и каски.

Ах, как захотелось хоть немножко ласки,
Чтоб к груди прильнули, чтоб обняться тут…
Пули – это пули, где-нибудь найдут.

Что ж тут церемониться!
Сердце на бегу
Гонится и гонится – больше не могу.
…Ты стоишь, надевшая свой халат больничный,
Очень ослабевшая с ношей непривычной.

Ты ли это, ты ли с дочкой на руках?
Почему застыли искорки в глазах?
Почему останутся щеки без огня?
Почему на танцы не зовешь меня?
Почему не ждала? Почему другой?
Неужели стала для меня чужой?

Я стою растерянно, не могу понять,
Лидия Сергеевна, девочкина мать.
Я стою, не знаю, как найти слова…
– Я ж не обвиняю, ты во всем права.

Может быть, сначала все начнем с тобой.
Лида отвечала: – Глупый ты какой…
То, что было в школе, вряд ли нам вернуть,
А сейчас – тем более, так что позабудь.

Вспоминать не надо зимнюю дорожку,
Как с тобою рядом шли мы в Техноложку
И у снежной речки ты прижал сильней
Худенькие плечики девочки своей…

На каком-то этапе Советская власть поддерживала цирковые, рассчитанные на эффект эскапады поэта. А тот, маясь скукой, постоянно затевал новенькое, пока не зашел так далеко, что оказался выброшен за пределы страны.

Первая книжка Урина вышла, когда мальчику исполнилось 14 лет. Да, сборник назывался «Школьная лирика», выпустили его вдалеке от столичных издательств, в Харькове, и все равно, учитывая год издания – 1938 – поражаешься.

Как большинство сверстников, Урин пошел на войну. Служил в танковых войсках. Получил ранение.
В эти годы Урин написал стихотворение, которое мне кажется у него лучшим. Конечно, там отсыл к «Любке» Ярослава Смелякова (со Смеляковым Урин еще столкнется), но энергия у стиха незаемная. Его читал весь фронт.

Оборвалась нитка – не связать края.
До свиданья, Лидка, девочка моя!
Где-то и когда-то посреди зимы
Горячо и свято обещали мы:
Мол, любовь до гроба будет все равно,
Потому что оба мы с тобой одно.
Помнишь Техноложку, школьный перерыв,
Зимнюю дорожку и крутой обрыв?

Что ж тут церемониться! Сердце на бегу
Гонится и гонится – больше не могу.

…Ты стоишь, надевшая свой
халат больничный,
Очень ослабевшая с ношей непривычной.
Ты ли это, ты ли с дочкой на руках?
Почему застыли искорки в глазах?
Почему останутся щеки без огня?
Почему на танцы не зовешь меня?
Почему не ждала? Почему другой?
Неужели стала для меня чужой?

Неудивительно, что с такими стихами Виктора сразу приняли в Литературный институт, издали вторую книжку «Весна победителей».
Со второй книжкой вышел облом, поскольку власть начала закручивать в культуре гайки. «Весну победителей» обвинили в формализме.
Урин действительно допускал футуристические штучки. Уже тогда в рамках традиционной поэзии ему было тесно.
Недаром поэт Семен Кирсанов заявил на пленуме Московской писательской организации:

«Когда мне было 20 лет, Владимир Маяковский взял меня с собой на Украину выступать на поэтических вечерах. Если бы в то время жил Виктор Урин, то я бы не поехал, так как Маяковский пригласил бы его»

И уже тогда Виктор Урин разрывался между творчеством поэтическим и жизненным. Вот что вспоминал поэт Леонид Рабичев:

«Мы шли по пешеходному центру улицы Горького. Он громогласно, пытаясь привлечь к себе внимание прохожих, читал стихи, после каждого останавливался, вынимал из кармана сырое яйцо, задирал голову, как-то ловко разбивал его и, подняв высоко над головой, выливал содержимое в широко открытый рот. Вокруг образовывалась толпа удивленных прохожих, я испытывал чувство стеснительности, глубокого смущения и неудовлетворения».

Закончив институт, Урин вместе с женой Маргаритой Агашиной (это ее перу принадлежат строки: «А где мне взять такую песню») уехал в Волгоград. Но если Агашина прижилась в Волгограде настолько, что стала символом города, то Урин там надолго не задерживался, постоянно разъезжая.

Не на шутку увлекшись автопробегами, Урин проехал на своем авто от Владивостока до Москвы, отчитавшись книжкой «179 дней в автомобиле». Путь энтузиаста Урина освещался прессой, и он, желая большего, написал в Союз Писателей заявление с просьбой… помочь в покупке вертолета для путешествий. Ага… частный летательный аппарат в СССР… Как видим, запросы у поэта Урина были нехилые.
Находчивый Ярослав Смеляков наложил на заявление резолюцию: «Вставь себе пропеллер в жопу и летай».

Душа поэта жаждала деятельности, вырождаясь в чудачество. Урин расхаживал гоголем по московским изогнутым улицам с ручным орлом. Затеяв шашлык, загремел на пятнадцать суток за разведение в квартире костра.
Впоследствии некоторые пытались прописать Виктора по разряду диссидентов, но ему было просто скучно. Он жаждал деятельности и выступил с предложением создать поэтический штаб. По замыслу Урина штаб рассылал бы поэтов по всем уголкам страны, а те бы отчитывались в стихах, как хорошо везде живется. Начальником штаба Урин видел себя.
Власть признала проект интересным, но до практического претворения в жизнь дело не дошло.

И тогда неугомонный Урин придумал… Всемирный союз поэтов. В этом союзе объединятся поэты пяти континентов. Все друг друга будут переводить, ездить в гости…
Урина вызвали на секретариат Союза Писателей, где основательно пропесочили. Ладно, там вертолет, но зачем лезть в большую политику! Так ведь можно и из Союза вычислиться!
И тогда Урин сделал еще один ход, от коего все обалдели. Он вытащил письмо от президента Сенегала Леопольда Сенгора. Наивный Сенгор благодарил Урина за предложение стать вице-президентом Всемирного союза поэтов и предлагал провести первый конгресс в Сенегале.

ДРУГ УРИНА ПРЕЗИДЕНТ СЕНЕГАЛА СЕНГОР

Вот так! Энергию бы Урина в мирных целях.
А так его исключили из Союза за международную провокацию.
Доигрался, иначе не скажешь.

Но теперь Урин оказался свободен делать все, что хочет. И писать, что хочет.
Маска правоверного поэта, приветствующего ввод советских войск в Чехословакию (а был в биографии Урина и такой эпизод) слетела тут же. Урин бросается в самое разнузданное рифмоплетство, экспериментируя с формой. Придумывает «кольцевой акростих», стихи со сплошной рифмой. Возможно, профессионалы все это оценят. Но обычный читатель вряд ли этими стихами загорится. Человек процесса, но не результата, Урин интереснее судьбой, нежели стихами.

Поняв, что публиковать не будут, Урин стремился выехать из страны. Друг-президент Сенгор обратился к Брежневу с просьбой отпустить поэта на постоянное место жительства в Сенегал. Это был чуть ли не единственный в истории случай, когда гражданин СССР просил политического убежища в Африке. Брежневу Урин на фиг не сдался, но все же он велел проверить, а в своем ли поэт уме. Если да, пусть едет!
Урин показываться психиатрам отказался категорично. И его отпустили так…

В Сенегале Урин не прижился, перебравшись через пару лет в США.
Самый яркий период чудачества оказался позади.
Урин бедствовал, продавал листочки со стихами, в 2002 приезжал в Россию, но и здесь мало кого заинтересовал, непоэтическое наступило время.
Судя по тому, что похоронен Виктор Урин Еврейским Обществом Бесплатного Погребения, много денег стихи ему не принесли.
Да и хотел ли он денег, сжигаемый страстью жить ярко, броско, триумфаторски?
Думаю, поэт успокоил свою жажду, представ перед очами Господа.
Господь, он любит веселых, беспокойных и рифмующих.

Не так давно в Завидово прошел праздник отечественной литературы «Литературный Слёт». На нем родилась идея сделать Завидово местом проведения областного поэтического фестиваля. Чтобы сюда приезжали разные поэты и читали свои стихи, гордо стоя на берегу Волги. Наверно, символично, что в свое время в Конаковский район часто приезжал на отдых один из самых необычных поэтов советской эпохи. Человек, мечтавший превратить нашу страну в поэтическую столицу всего мира. Звали его Виктор Урин.

Виктор Урин в начале 70-х.

Впрочем, и рельность была не менее впечатляющей. Урин попал в танковую бригаду, в армию генерала Черняховского. Именно эту армию поставили на острие советского наступления, именно пехотинцам и танкистам Черняховского предстояло первыми форсировать Днепр. В ночном бою танк, в котором шел в атаку Виктор Урин, подбили. Сам он получил тяжелое ранение: до конца жизни его левая рука еле двигалась. Многие его так и запомнили: элегантно несущим перед собой эту искалеченную руку, навсегда согнутую в локте. После того боя его комиссовали «подчистую», и в 1944 году Виктор Урин, которому еще не было двадцати, приехал в Москву исполнить мечту всей жизни — поступить в Литературный институт и стать «настоящим поэтом».

Стихи он начал сочинять еще до войны. И к своим двадцати уже вкусил поэтической славы. На фронте стала очень популярной его баллада «Лидка» — многие солдаты переписывали её, даже не зная имени автора. Юношеская поэма «Лидка» не имела отношения, как утверждал потом сам Урин, к личному опыту автора, но её сюжет оказался близок многим: предмет юношеской любви героя, вчерашняя школьница Лидка, попав на фронт, пошла по рукам… Поэма начинается неподдельно искренне и печально — автор прощается со своим детским идеалом:

Оборвалась нитка –
Не связать края.
До свиданья, Лидка,
Девочка моя.

И какое солдатское сердце не могло затрепетать от таких прочувствованных строк:

Было, Лидка, было,
А теперь нема!
Всё запорошила
Снежная зима…

Поэма была популярна, ее переписывали в солдатские альбомы, посылали домой в солдатских письмах. Коллизия, которую переживал герой «Лидки», переживалась множеством 19-летних юношей, из мирной жизни окунувшихся в ад войны.

Первый стихотворный сборник Виктор Урин выпустил сразу после войны — в 1946 году вышла тоненькая книжица «Весна победителей», которую подвергли нешуточному критическому разгрому. Автора обвинили в формализме, обругали за грубость в стихах (а чего еще можно было ждать от раненого фронтовика!) и даже по каким-то причинам сравнивали с Хлебниковым, хотя ранние стихи Урина никакого отношения к Хлебникову не имели. Сам Урин к этим нападкам относился с насмешкой и иронией. Впрочем, вскоре ему стало не до смеха. Во время очередной встречи с секретарем Союза писателей СССР Александром Фадеевым генералиссимус Сталин потребовал от него жестче разобраться с формалистическими выкрутасами некоторых молодых поэтов. Фадеев тут же потребовал предоставить ему издания молодых поэтов, и кто-то положил на стол сборник Виктора Урина. Кара была мгновенной: Урина немедленно сослали в Волгоград, пригрозив не появляться в Москве…

Дача в поселке Редкино, где останавливался Урин

Самое интересное, что Виктор Урин к тому времени часто приезжал отдыхать на дачу к своим друзьям в поселок Редкино. А совсем неподалеку, в доме директора Редкинского завода Диева, отдыхал и сам Фадеев. Интересная могла бы получиться коллизия в истории советской литературы, если бы на узкой дачной дорожке близ Редкино встретились бы Виктор Урин и литературный вельможа Фадеев, отправивший его в ссылку. Самому Урину уже гораздо позже, когда Фадеева уже не было в живых, Самуил Маршак рассказывал, что Фадеев до конца жизни жалел, что так обошелся с молодым поэтом и признавался в этом Маршаку буквально накануне своего самоубийства. Неизвестно, так это или нет — в жизни Виктора Урина отделить правду от вымысла непросто.

Хотя история о «поэтическом автопробеге» не выдуманная. Есть реальные подтверждение в виде газетных заметок. В 1956 году Виктор Урин на собственной «Победе» отправился в пробег от Москвы до Владивостока. В каждом городе он останавливался и посылал телеграммой в «Комсомольскую правду» восторженные просоветские заметки, вкрапливая в них только что сочиненные стихи. «Комсомолка» публиковала эти заметки, и когда Урин вернулся в Москву из Владивостока (уже самолетом), в редакции его ждал такой гонорар, которого хватило на вступление в кооператив по строительству квартиры.

Книги Виктора Урина

Так Виктор Урин стал столичным жителем. Его охотно печатали, и довольно часто он выпускал свои новые книги. Отдыхать Виктор Урин предпочитал там же, у друзей на даче возле поселка Редкино. Два раза, как сообщили его друзья, он лечился в санатории «Карачарово». Урин организовал Театр Поэта на Плющихе с цветомузыкой и интернациональный клуб «Глобус Добрых Соседей». Сам «Глобус» представлял собой уникальную конструкцию из 180 стержней-пеналов. Каждый пенал символизировал одну из стран мира. В пеналы вкладывались свитки с индексами авторских папок поэтов. Детищем Урина становится и международное движение «Олимпийская поэзия», и поэтический журнал «Семейный Альбом», своеобразная эстафета следующим поколениям поэтов мира.

Но Урин был непоседой. Ему абсолютно претила налаженная сытая жизнь. Поэтому в начале 70-х поэт, которому скоро должно было исполниться 50, совершил, пожалуй, самый экстравагантный поступок в своей жизни. Урин обратился с письмом в правление Союза писателей СССР с предложением создать в Москве штаб по учреждению «Мировой поэтической республики». Вот тут его критики вспомнили Хлебникова с его «Председателем Земного Шара». Поэта Урина вызвали «на ковер», на заседание секретариата Союза писателей, и попросили объяснить, что это значит. Урин объяснил, что он задумал Всемирный союз поэтов. Это же здорово: единство всех пишущих стихи на всем земном шаре! Советских поэтов переводят их зарубежные коллеги по союзу. Зарубежных коллег переводят советские поэты. Поэзия обнимает собою весь земной шар: мир, дружба, даже братство по перу!

Литературные чиновники, однако, с предложением не согласились. И тогда Урин предъявил главный аргумент. Он достал из кармана и продемонстрировал секретарям красивый конверт, из которого вынул письмо, написанное не по-русски. Это было письмо от президента Сенегала Леопольда Сенгора. Сенгор стал первым поэтом, занявшим пост президента не только в этой африканской стране, но, пожалуй, вообще в мировой истории. Урин написал Сенгору, предложив ему стать вице-президентом будущего Всемирного союза поэтов (на должность президента Урин без лишней скромности предложил себя). Сенгор согласился, прислал советскому поэту восторженное письмо на официальном бланке президента Сенегала. Поэт-президент пригласил своего собрата по перу в Сенегал и пообещал, что ему как президенту Всемирного союза поэтов будет предоставлена соответствующая его рангу резиденция.

Когда Урин закончил читать письмо, секретари обомлели. Все находились в шоке. Никто не знал, как на это следует реагировать. В итоге главный секретарь Георгий Марков ушел в свой кабинет «посоветоваться». С кем он советовался, осталось неизвестным, но когда Марков вернулся, он предложил исключить Урина из Союза писателей за международную провокацию. Всё было решено за пять минут. Спустя неделю Виктор Урин перестал быть членом Союза писателей, что по тем временам означало для советского поэта творческую смерть. Его стихи отныне не публиковались, книги вычеркивались из издательских планов. Такого поэта, как Виктор Урин, в Советском Союзе больше как бы не было.

И тем не менее Урин был! Когда президент Сенгор узнал о том, к каким последствиям привело его советского собрата по творчеству желание создать Всемирный союз поэтов, он немедленно предложил Урину политическое убежище в Сенегале. Виктор Урин решил бороться. Он поменял свою квартиру на квартиру на площади Свободы в Москве, широко оповестив иностранных корреспондентов, что в этом поступке есть политический подтекст – свободный поэт должен жить именно на площади Свободы. Он подал заявление о выезде в Сенегал. Наконец, он назвал своего сына Сенгором – в честь сенегальского поэта-президента. Ну а настоящий президент Сенгор официально обратился к Леониду Ильичу Брежневу с просьбой отпустить поэта Урина на свободу, и тот, говорят, был очень удивлен: за все время советской власти Виктор Урин оказался первым советским гражданином, попросившим политического убежища в Африке. В любом случае после обращения президента Сенегала советские власти не препятствовали выезду, и вскоре Виктор Урин, несостоявшийся президент Всемирного союза поэтов, покинул Советский Союз.

Сын поэта Сенгор Урин

Он действительно уехал в Сенегал, и президент этой страны Леопольд Сенгор стал официальным крестным отцом Сенгора Урина – ежегодно присылал своему крестнику ценные подарки ко дню рождения. В 1980 году Сенгор ушел в отставку (он отработал на президентском посту пять сроков подряд и стал первым африканцем, удостоенным звания академика Французской академии, в Париже его именем назван один из мостов). После этого Виктор Урин перебрался в США и жил в Нью-Йорке. Его сын Сенгор, судя по его аккаунту в Фейсбуке, сегодня живет в Москве, у него две дочери, и к поэзии он отношения не имеет.

Виктор Урин незадолго до смерти

Виктор Урин был известным советским поэтом, а стал одним из поэтов Нью-Йорка, где, по меткому выражению Бродского, «поэтом называл себя каждый четвертый». Он продолжал писать, выступать, экспериментировать. Он называл себя «Викар» — сокращенное от Виктор Аркадьевич. Придумывал новые формы стихосложения, изобрел так называемый «кольцевой акростих», позже — «олимпийскую строфу», «тандемную поэзию», «всерифмовник». На родине его быстро забыли, в Америке его почти никто не знал. Даже в объемном «Словаре русских поэтов XX века», изданном в 2000 году, о нем нет упоминаний. Хотя ходят слухи, что его выдвигали на Нобелевскую премию, что его стихи любили мать Тереза и Пабло Неруда… Ольга Збарская писала о поэзии Урина: «В своей поэзии он соединил живописность, певучесть, эмоциональность с мощью слова, рожденного мыслью. Его слова — как ракеты, нацеленные в будущее». Виктор Урин скончался в Нью-Йорке 30 августа 2004 года на 81-м году жизни. А вот домик в Редкино, где любил останавливаться поэт, стоит и по сей день.

Читайте также: